Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

стала, вопреки русским законам, женой другого брата, Этьена (Степана - авт.). Этьен

затеял процесс и добился аннулирования брака Георгия, хотя его брак был заключен

значительно позже, в результате сын дяди Жоржа (мы не знаем его имени), остро

переживая, что он стал внебрачным ребенком, покончил собой. Неудивительно, что эту

семью всю жизнь сопровождали слухи и постоянные судебные разбирательства, остракизм

со стороны света (в Ницце Башкирцевых не принимала даже родная сестра ее отца,

госпожа Тютчева), что доставило много неприятных минут и самой Марии Башкирцевой.

Жорж Бабанин, любимец деда, был самой трагикомической фигурой в этом ан-самбле.

Постоянно попадающий в разнообразные скандалы, герой светской и скандальной

хроники, интересовавшийся только женщинами, вином и картами, преследовавший семью

и за границей, вечно клянчивший, а то и просто воровавший у родственников деньги, в

конце жизни опустившийся почти до состояния клошара, он доводил их до кошмаров.

Немудрено, что его похождения и вообще сведения о нем вычеркнуты из “Дневника”. В

наиболее полном, дореволюционном русском издании “Дневника” имя дяди Жоржа упо-

минается только один раз в предисловии, в связи с его дочерью Диной, кузиной Муси, которой посвящены многие страницы. Кстати, поначалу так и остается непонятным, была

ли дочь дяди Жоржа, Дина, его дочерью или дочерью Доминики от предыдущего ее брака.

Вообще, мы слишком мало знаем об этой семье, чтобы делать какие-либо однозначные

выводы. Лишь скрупулезный анализ текста дневника дает нам право говорить о некоторых

вещах с определенностью. Например, впоследствии, в Италии, в записях Башкирцевой

упоминается Доминика, а поскольку в других случаях два раза говорится о матери Дины, становится ясно, что Доминика и мать Дины одно и то же лицо. Кроме того ясно, что Дина

тоже была заинтересована в изъятии всяческих семейных сведений, компрометирующих

ее, из “Дневника” Башкирцевой, потому что после смерти кузины вышла замуж за

престарелого графа Тулуз-Лотрека и должна была выглядеть безупречной.

Вот что пишет о Жорже Бабанине сама Мария Башкирцева:

“Этот ужасный и несчастный человек уже с девятнадцати лет предавался всем возможным

безумствам. Предмет восхищения и обожания родных, он перешагивал через всех, а начал

с того, что попал в несколько скандальных историй; но при встрече с полицией испугался

и спрятался за юбки матери, которую иногда бил. Он все также пьянство-вал, но с

некоторыми перерывами, и в эти моменты становился галантным, образованным,

загадочным, соблазнительным, очень красивым, рисовал карикатуры, писал

восхитительные шуточные стихи, а затем вновь - водка и связанные с ней ужасы”.

(Неизданное, предисловие).

Какие-то особые отношения связывали ее мать и дядю Жоржа, мать не раз выручала его из

полицейских участков, принимала его дома с сомнительными девицами и опустившимися

личностями. И, несмотря на все учиненные им скандалы не могла с ним окончательно

порвать. Тот, вероятно, тоже любил сестру. Однако все, что касается взаимоотношений

брата и сестры, вырвано из дневника матерью Марии, как предположила французская

исследовательница К.Конье.

“Мне только что сказали, что мама очень больна, я совсем сонная спустилась в столовую и

застала маму в ужасном состоянии, а вокруг всех наших - с перепуганными лица-ми. Я

вижу, что ей действительно плохо. Она говорит, что хотела меня увидеть, прежде чем

умереть. Это нервный припадок, но никогда он не был таким сильным. Все в отчаянии. У

бедного Жоржа обезумевшие глаза, так он испуган.” (Запись от 25 октября 1873 года; этой

записи нет ни в одном русском издании, а последняя строка, с упоминанием имени Жоржа

отсутствует и во французском).

Но вернемся, однако, к самой Марии Башкирцевой. Муся росла любимцем всей семьи.

Взрослые потакали всем ее желаниям. По обычаям дворянских семей того времени, у нее

постоянно были две гувернантки, русская и француженка. Ее учили французскому, игре на

рояле, рисованию. Сколько она себя помнила, все время рисовала. Любила рисовать на

зеленом сукне ломберного столика, когда взрослые садились за карты. Муся рисовала и

мечтала.

Вот как она сама описывает раннее детство, то, что прошло еще в России:

“Но если я ничто, если мне суждено быть нечем, почему эти мечты о славе с тех пор, как я

сознаю себя? И что означают эти вдохновенные порывы к великому, к величию,

представлявшемуся мне когда-то в форме богатств и титулов? Почему с тех пор, как я

способна связать две мысли, с четырех лет, живет во мне эта потребность в чем-то

великом, славном... смутном, но огромном?.. Чем я только не перебывала в моем детском

воображении!.. Сначала я была танцовщицей - знаменитой танцовщицей Петипа,

обожаемой Петербургом. Каждый вечер я надевала открытое платье, убирала цветами

голову и с серьезнейшим видом танцевала в зале при стечении всей нашей семьи. Потом я

была первой певицей в мире. Я пела, аккомпанируя себе на арфе, и меня уносили с

триумфом... не знаю кто и куда. Потом я электризовала массы силой моего слова...

Император женился на мне, чтобы удержаться на троне, я жила в непосредственном

общении с моим народом, я произносила перед ним речи, разъясняя свою политику, и

народ был тронут мною до слез... Словом, во всем - во всех направлениях, во всех

чувствах и человеческих удовлетворениях - я искала чего-то неправдоподобно великого...”

(Запись от 25 июня 1884 года, за несколько месяцев до смерти.)

“С тех пор как я сознаю себя - с трехлетнего возраста (меня не отнимали от груди до трех с

половиною лет), - все мои мысли и стремления были направлены к какому-то величию.

Мои куклы были всегда королями и королевами, все, о чем я сама думала, и все, что

говорилось вокруг моей матери, - все это, казалось, имело какое-то отношение к этому

величию, которое должно было неизбежно прийти” (Предисловие к “Дневнику”.).

В ее словах, безусловно, есть преувеличение. Трудно себе представить человека, который

помнил бы, как сосет грудь у матери. Но так у нее всегда, во всем преувеличение.

Константин Башкирцев очень переживал разрыв с женой. Однажды он решился на

отчаянный поступок и выкрал из имения тестя свою семилетнюю дочь и ее брата погодка