Дневник русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

Ник. за нас отвечала: «очень рады, с большим удовольствием», а когда мы вышли на улицу, то решительно сказала: «не к чему заводить подобное знакомство». Мы промолчали. Но вот в субботу он опять повторил свое предложение. – «Во вторник бы, папа», – тихо сказала Жуня. Александра Николаевна немного замялась, но что-то ответила. Пришли домой и сказали об этом маме. – «Гм! этакое знакомство заводить!» – был презрительный ответ. Мне сделалось жаль Ф. Ф.: неужели отказаться от его приглашения только потому, что он учитель танцев? Мне к тому же очень нравится Жуня: славное у нее лицо – строгое, я такие очень люблю у девочек. Почему Ал. Ник. находит знакомство лишним? Все они такие хорошие, любезные, милые, Жуня дельная девочка. Мне стыдно за нас… Была у Маргариты, так как еще накануне получила от нее письмо с просьбой принести словесность. Я просидела у нее два часа, просила еще прийти. Какая милая, добрая и простая! Теперь вся ее жизнь как на ладони перед мною…

31 июля

Бедная Маргарита! Она начинает сомневаться, позволят ли ей учителя держать экзамен? А если нет – она пропала. Мы с ней думали, думали, как уладить дело. Но куда ни кинь – все клин. Она рассказала мне свою историю. Она незаконнорожденная дочь дворянки, бывшей классной дамы; та привезла ее шести дней «к крестной» – так Маргарита называет свою приемную мать, обещалась платить деньги; поплатила 4–5 месяцев и исчезла. Ни писем, ни денег на воспитание. Так и осталась Маргарита у бедных мещанок. Отдали они ее в Сиротский дом на казенное содержание, думали, поддержка потом будет, и вот – выключают! Куда ей идти со свидетельством 4-го класса и 20 рублями в кармане (это ей выдаст казна)? Мы думали… думали… Я предложила ей поступить хоть в горничные (как это ни глупо с первого взгляда). «Ой, что это? А крестная-то? Она ведь меня так любит, так любит; ведь она этого не допустит!» – «Вот тебе на! Я думала, что она тебя не любит, ты ведь ей в тягость?!» – вскричала я. «В том-то и дело, что любит; если бы она отказалась от меня, бросила бы на произвол судьбы – лучше бы было, а то ведь жаль», – был ответ. Я рассердилась: ничем-то я не могу ей помочь, экая я дура! Кстати, ей приснился сон: крестная сказала ей: «18 августа почки распустятся, тогда ты и жить не захочешь». Странное предсказание! Вдруг оно сбудется! Господи, помоги ей…

Завтра уже первое августа! Ох, ученье, ученье, ученье! Снова старая песня на новый лад!

4 августа

Захворала мама; был доктор, сказал, что скоро ее нездоровье пройдет. С мамой нет у нас столкновений, а из разговоров только сегодня я поняла, сколько она вынесла. Кажется, маму воспитывали просто, не была она никогда в детстве энергичной, росла тихо, выезжала девицей – всё, как все делают, делали и будут делать, – где бы ей набраться таких знаний, практичности, энергии? А между тем мама, хотя и была нервна, не крепка здоровьем, столько вытерпела, с такой энергией вела свои дела, защищала свои и наши интересы, что я от удивления не могла слова вымолвить, пока мама мне все рассказывала. Она говорит, что когда выходила замуж, надеялась только на себя, а не на папу, потому что у него состояние было вовсе не велико… И странно: бабушка и все наши родные – все знают, что сделала мама для нас, знают, что ей пришлось вытерпеть, и говорят об этом как о самой обыкновенной вещи. Что, если бы это пришлось сделать другим? – тогда толковали бы, хвалили бы, превозносили бы чуть не до небес. А наша мама сделала все, преждевременно потеряла здоровье, расстроила нервы, – и родные посмотрели на это так, как будто бы это и должно быть. «Свои не оценили, так чужие оценят и поймут, что мне это стоило», – сказала мама, и слезы показались на глазах ее. «Полно, мама, плакать», – ответила я по своему обыкновению несколько насмешливо; но если бы знала мама, что в эту минуту происходило во мне! Мне вдруг захотелось упасть к ногам ее и безумно молиться на нее целую вечность за то, что она сделала для нас, простить ей все, все, глядеть на нее и никому, никому не отдавать… чтобы она была вся моя, вся! Кажется, была бы моя воля, я взяла бы с собой одну маму, куда-нибудь унесла ее и молилась бы, молилась бы на нее и за нее без конца!..

22 августа

Пришла из гимназии точно бешеная. Действительно, как не разозлиться: от 9 до 10 урок, от 10 до 2 нет уроков, а от 2 до 3 и 3 до 4 опять уроки! Есть ли что-нибудь хуже, глупее, неблагоразумнее такого расписания? Ученица приходит в 9 часов, сидит в гимназии до 4 (7 часов!), и что же? Оказывается, что из 7 часов один полагается на обед живущим (приходящие в это время завтракают), другой – на отдых после обеда. Остается 5 часов, из них 2 ничем не заняты. Отчего? – вот вопрос, на который начальство не дает прямого ответа. Приходящие должны сидеть и ничего не делать (если дела нет), у живущих же дело всегда найдется. Просто бесчеловечно со стороны начальства так обращаться с приходящими. Пусть начинают уроки в 9 часов до 12, затем 11/2-часовой перерыв для обеда и отдыха, затем еще урок до половины 3-го, и довольно. Вот какое расписание нужно бы применить к делу. Тогда сидеть в гимназии меньше, и уроков больше, и раньше отпустят домой.

На днях в гимназии был акт, Валя получила вторую награду. Мама торжествовала. Давно ведь ее никто-никто не радовал успехами: вот уже два года. Мне хотелось бы перейти с наградой для того только, чтобы мама порадовалась. Да ведь не перейти! Где нам, грешным, за наградой тянуться! А хотелось бы получить!

1 сентября

Ученье, ученье, до бесконечности: с 9 до 8 учись, учись, учись и учись! Вот препровождение времени. Нечего сказать, хорошо! Даже некогда дневник вести… Александра Николаевна сумрачная такая; поневоле досадно будет: учит, учит сестер, набивает им старательно голову и пропорциями, и склонениями славянскими, а на другой день – 2 из русского за то, что Надя не знала того самого склонения, которое отлично накануне ответила. Ведь вот странно: дома знаешь урок, как «Отче наш», в гимназии спросят – точно язык отнялся, все перепутается в голове: и подсказанное, и объясненное, и изученное – и поминай как звали! Эх, несчастное