Андрей Черныш - На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918

Ознакомительный фрагмент

До 25 июля, когда штаб сел в поезд, чтобы ехать на войну, особой деятельности в штабе не было. Больше других работала «инспекторская часть». Мы, генерального штаба, подготовляли карты театра (нашего театра) войны. Немало-таки было с ними возни, пока мы их рассортировали. Заготовляли различные практичные, по последнему слову техники по этой части, блокноты и блокнотики для приказов и распоряжений. Лично я, кроме того, занялся организацией и снабжением техническими средствами будущей команды связи штаба корпуса, так как начальник штаба имел в виду возложить на меня вообще ведание службой связи в корпусе. Купили мы одну мотоциклетку. Я первый поехал на ней еще в Москве и первый же ее повредил, потерпев на ней аварию публично на улице, у Михайловского манежа[15]. Повреждение было, однако, любезно исправлено фирмой, отпустившей нам мотоцикл. Впоследствии на фронте он служил хорошо и весьма полезно. Личный состав связи, однако, собирался слабо. Лишь 17-й саперный батальон выслал потребное число солдат-специалистов. Полки же корпуса людей, которые от них требовались, не присылали, и я получил их лишь в пути, при следовании в Ковель[16], куда наш корпус направлялся, когда мы встречались по дороге с эшелонами своих полков.

2. Отъезд на фронт. В пути

25 июля около пяти часов эшелон штаба корпуса, напутствуемый пожеланиями собравшихся проводить многих москвичей, тронулся «на боевой фронт». Настроение всех было серьезно-приподнятое. Каждый, вероятно, из нас отдавал себе отчет, что предстоит впереди нечто чрезвычайно важное и грозное, но была сильна вера в свои силы и уверенность, что мы, русские (невольно вспоминались слова гениального русского полководца А. В. Суворова: «Помилуй Бог! мы – русские»), с такой стихией поднимающиеся «на врага», все преодолеем.

В подмосковном районе, пока мы проезжали бесчисленные дачные поселения, переполненные жителями главным образом из интеллигентной среды, овациям и приветственным в честь нас кликам не было конца.

Наутро прибыли в Вязьму, где стояли сравнительно долго. Здесь квартировал наш 17-й мортирный артиллерийский дивизион, уже также готовящийся к отъезду на фронт с нами. От него мы получили партию лошадей верхового типа для офицеров штаба. Я получил отличную молодую кобылицу. Лошади эти были поставлены в дивизион по военно-конской повинности.

В дальнейшем пути мы стали переплетаться с эшелонами войск корпуса, различными частями 3-й и 35-й дивизий. Во время этих встреч я и пополнил телефонную команду штаба до нормы штата получением солдат из полков. Многие из этих «специалистов» вовсе не были знакомы с телефонами. Пришлось несколько раз в пути на продолжительных стоянках выводить команду на свободное пространство вблизи остановок эшелона и знакомить ее со службой телефонной связи.

Раза два собирал нас, офицеров генерального штаба (по штату таковых полагалось четыре: штаб-офицер для поручений, старший адъютант и два обер-офицера для поручений; первым был подполковник Головинский[17], вторым – капитан Громыко[18] и последними двумя – я и штаб-ротмистр Хольд; мы двое были тогда еще причисленными к генеральному штабу), начальник штаба корпуса и знакомил нас с нашей службой, с распределением между нами главных ролей. Я окончательно получил назначение ведать связью в корпусе, а мой друг Хольд – разведкой.

В Бресте я встретил друзей и знакомых по гарнизону г. Орла, звенигородцев. От них я узнал, что 13-й армейский корпус[19] и, значит, мой родной полк, 141-й Можайский, направляются в район Ломжа – Остроленка[20]. Пока мы стояли на ст. Брест, через нее в разных направлениях прошла масса войсковых эшелонов самых разных частей. Мы не могли не удивиться такому колоссальному передвижению войск, которое, как потом мы осведомлялись у некоторых комендантов станций, протекало гладко, по мобилизационному плану. И невольно чувствовалась в этих грандиозных потоках десятков и сотен тысяч людей, направлявшихся в разные стороны, встречающихся и переплетающихся на первый взгляд в хаотическом беспорядке, а на самом деле – в строгом расписании или, по-железнодорожному – по «графикам», необъятная, скрытая пока мощь Российской Императорской армии.

С Бреста на более-менее крупных станциях уже можно было почитать в местных газетах известия о первых боевых столкновениях и стычках кавалерийских частей противных сторон. Эти сведения относились главным образом к Галицийскому театру, нашему фронту. Мы, конечно, с жадностью набрасывались на эти газеты. А подъезжая к Ковелю, 29 июля, мы уже слышали о лихих набегах некоторых наших конных частей вглубь неприятельской территории, в Галиции.

3. В Ковеле

29 июля мы прибыли в Ковель, район которого был назначен для сосредоточения нашего корпуса. Штаб занял для себя одну из прогимназий[21]. Здесь мы раскинулись уже по-боевому, и все отделения штаба заработали. Постепенно мы осознавали положение нашего корпуса, соседей и намечающуюся боевую цель. Здесь впервые мы получили от штаба 5-й армии[22] из Бреста руководящие распоряжения и приказы, которые осведомили нас, что мы входим 4-м, левофланговым корпусом в состав 5-й армии, сосредоточивающейся на фронте Холм – Ковель. Наш непосредственный сосед справа, 5-й армейский корпус, сосредоточивался в районе м. Мацтов (25 верст западнее Ковеля). Слева до соседа был большой промежуток в 60 верст. Тут, в районе Луцка, сосредоточивался 21-й армейский корпус, входивший в состав 3-й армии. Наше сосредоточение протекало гладко и довольно быстро. Оно прикрывалось конницей 7-й и Сводной (впоследствии 16-й) кавалерийской дивизий. Первой командовал генерал Тюлин[23], второй – генерал А. Драгомиров[24].

Эшелоны войск корпуса непрерывно прибывали и по высадке направлялись: части 3-й дивизии – в район юго-западнее Ковеля, 35-й дивизии – юго-восточнее Ковеля. Квартировавшие в Ковеле части 17-й дивизии ушли на присоединение к своей дивизии, в район западнее Грубешова[25], где сосредоточивался 19-й армейский корпус.

Работа наша в штабе шла спокойно и состояла главным образом в учете прибывающих частей корпуса, направлении их к отведенным им местам и установлении с ними связи. Для связи с дивизиями проведены были телефонные линии, для ординарческой службы и летучей почты был придан штабу один эскадрон 7-годрагунского Кинбурнского полка (ротмистр Стреха). Все шло в общем довольно гладко, кроме, впрочем, связи со штабом армии, сначала из-за передвижения его в Холм, а потом – еще не освоились с пользованием проводами правительственного телеграфа, да и отделение наше почтово-телеграфное прибыло только почти накануне выступления корпуса. Выручала приданная корпусу радиостанция искрового телеграфа[26].