Рене Кастр - Бомарше

«1. Вы не изготовите и не продадите, сами или через посредника, ни одной вещи, прибыль от которой не была бы зачислена на мой счет, и больше не сделаете даже попытки завладеть чем-либо из моего имущества. Без моего ведома вы не посмеете продать даже старого ключа для завода часов. Это условие очень важно для меня, я настаиваю на его беспрекословном выполнении и предупреждаю вас, что самое незначительное нарушение его, вне зависимости от того, в каком вы находитесь состоянии и какое время на дворе, повлечет за собой ваше немедленное изгнание из моего дома без малейшей надежды на возвращение сюда, пока я жив».

Второе условие представляло собой строго расписанный режим дня подмастерья часовщика:

«2. Вы будете вставать в шесть часов утра летом и в семь — зимой; до самого ужина вы будете беспрекословно выполнять ту работу, что я вам поручу; я надеюсь, что те таланты, которыми наделил вас Бог, вы используете исключительно на то, чтобы добиться славы в своей профессии. Запомните, что постыдно и бесчестно увиливать от этого. Если вы не станете первым в своем ремесле, вы не сможете добиться признания; пусть любовь к самой прекрасной профессии на свете проникнет в ваше сердце и заполнит все ваши мысли».

Эта жесткая и вместе с тем честолюбивая программа должна была быстро принести свои плоды и принесла их, поскольку будущий автор «Женитьбы Фигаро» именно в часовом деле впервые добился признания, но программа эта не была бы выполнена столь успешно, если бы Пьер Огюстен не подчинился третьему условию отца, ограничивавшему его удовольствия:

«3. Вы больше не будете ужинать в городе и не будете выходить каждый вечер из дома, эти поздние ужины и отлучки очень опасны; но я даю свое согласие на то, что по воскресеньям и праздникам вы сможете обедать у своих друзей при условии, что я всегда буду знать, куда вы идете и что вы будете дома не позднее девяти часов вечера».

Четвертое условие было еще более жестким, поскольку ставило под контроль артистические наклонности Пьера Огюстена:

«4. Вы полностью откажетесь от своих злополучных занятий музыкой, а главное — от общения с молодыми людьми; я больше не потерплю ни того, ни другого. Оба эти занятия погубили вас. И все же, из уважения к вашей слабости, я позволю вам играть на виоле и флейте, но с категорическим условием, что вы будете заниматься этим только после ужина в рабочие дни и никогда — днем, причем вы ни в коем случае не должны нарушать покой наших соседей и мой собственный».

Еще две статьи — о пунктуальности и о жалованье — завершали этот скрупулезно составленный документ:

«5. Я постараюсь как можно реже посылать вас куда-либо с поручениями, но если вдруг в интересах дела этого невозможно будет избежать, запомните, что я больше не приму никаких отговорок по поводу опозданий; вы уже знаете, какой может быть моя реакция.

6. Вы будете питаться за мой счет и будете получать 18 ливров в месяц на ваши текущие расходы и на то, чтобы постепенно расплатиться с долгами. Я считаю неприличным Для себя и вредным для вас брать с вас плату за стол и кров и подсчитывать стоимость произведенного вами, но если вы, как вам и подобает, целиком отдадитесь работе на благо моего предприятия, и если, благодаря вашим талантам, вы сможете добиться успехов на этом поприще, я буду платить вам четверть прибыли, полученной за счет ваших усилий; вам известен мой образ мыслей, и вы знаете по опыту, что я не раздаю щедрых обещаний, в ваших интересах работать так, чтобы получить на деле больше, чем вам обещано, но помните, я не принимаю на веру слова, я верю только поступкам.

Если мои условия вас устраивают, если вы чувствуете в себе достаточно сил, чтобы добросовестно выполнять их, в конце этого письма сделайте приписку о том, что вы согласны на них, поставьте свою подпись и отошлите письмо мне обратно; и в этом случае передайте г-ну Пеньону мое почтение и признательность и скажите ему, что я почту за честь зайти завтра к нему и пригласить его к нам на обед, а вы будьте готовы вернуться вместе со мной в наш дом и занять в нем ваше место; я был далек от мысли, что это произойдет так скоро, и опасался, что это вообще никогда не произойдет».

Такова была эта суровая программа, подразумевавшая полное подчинение отцу и отказ от личной свободы, и человек, ставший чуть позже символом независимости своего времени, без колебаний подчинился ей во имя собственного же блага. В конце отцовского письма Пьер Огюстен решительно и четко приписал следующие строки:

«Глубокоуважаемый и дорогой отец!

Я принимаю все ваши условия с непоколебимой готовностью выполнить их с божьей помощью, и пусть все это болезненно напоминает мне о том времени, когда все эти церемонии и законы были необходимы, дабы призвать меня к выполнению моего долга! Уверяю вас, что я очень страдаю от того унижения, которое сам же и заслужил, и если все это вкупе с моим достойным поведением поможет мне вернуть ваше расположение и вашу дружбу, я буду безмерно счастлив. С верой в это я и подписываю все, что содержится в вашем письме.

Карон-сын».

Можно до бесконечности обсуждать этот акт о капитуляции, в котором Керубино, взывая к Господу, позволил прорваться своей досаде на то, что с ним обращаются как с ребенком, но даже если в этой капитуляции и присутствовал элемент актерской игры или неискренности, навязанная сыну воля папаши Карона принесла свои плоды: Пьер Огюстен осознал, что он сможет обрести свободу, только добившись славы; он с упорством взялся за дело и через очень короткое время стал самым известным часовых дел мастером своего времени.

Глава 3

МОЛОДОЙ ИЗОБРЕТАТЕЛЬ (1753)

«Стать первым, чтобы добиться признания», — такова была честолюбивая программа, которую папаша Карон наметил для своего сына.

В то время бытовало мнение, что часовое дело уже достигло пределов совершенства. В 1657 году голландскому часовщику Гюйгенсу пришла в голову мысль использовать колебания маятника для регулировки хода стенных часов. Эти часы заводились посредством подтягивания гирь и показывали довольно точное время, если не считать тех погрешностей, что были связаны с изменением длины балансира из-за перепадов температуры. Создание балансира определенной длины, не меняющейся из-за расширения материала, из которого он сделан, — это уже была проблема физиков, а не часовщиков, требовался новый сплав, механика тут была бессильна.

Но балансир нельзя было использовать в карманных и плоских часах. Продолжив свои исследования, Гюйгенс обнаружил, что время колебания маятника зависело исключительно от его длины, а посему той же изохронности можно было попробовать добиться, заменив его деталью в форме геометрической спирали. Это открытие привело к созданию часовой пружины, которая обеспечивала ход часов посредством своеобразного горизонтального балансира, способного работать практически в любом положении. С тех пор карманные часы стали реальностью и быстро вошли в обиход, хотя точность их оставляла желать лучшего.