Василий Макарович - Михаил Вячеславович Гундарин

Е.П.: Мысль о художественном воплощении образа Разина, возникшая весной 1966-го, так и не отпускала Шукшина до конца его жизни. А жить-то ему оставалось всего восемь лет – зато каких лет! Давших нам самое лучшее, на что он был способен, потребовавших от него невероятного напряжения.

А что касается алкоголя, то он, увы, в жизни и в творчестве Шукшина ещё несколько лет роль играл очень даже заметную. Как и в жизни нашего народа вообще.

М.Г.: Исследователь Александр Куляпин опубликовал в барнаульском литературном альманахе «ЛИКБЕЗ» замечательную статью «Алкогольный миф В.М.Шукшина». В ней, в частности, говорится:

Начиная с первого появившегося в печати рассказа «Двое на телеге» (1958), медовуха и водка (т. е. напитки русские) нередко символизируют у Шукшина радости жизни и теснейшим образом связаны с категорией «праздник»:

«Девушка раскраснелась, в голове у неё приятно зашумело и на душе стало легко, как в праздник» («Двое на телеге»).

«Водочка в сенцах стоит, зараза. С морозца-то так оно это дело пойдёт! Люблю празднички, грешная душа» («Капроновая ёлочка»).

«Ведь мы все пьём по праздникам… Праздничек подошёл – выпей» («Непротивленец Макар Жеребцов») и мн. др.

В рассказе «Беседы при ясной луне»… пристрастие к спиртному (в сочетании со стремлением «буянить на праздники») вообще осознаётся как русская национальная черта. Старик Баев даже подозревает, что он не русский, а американец, поскольку не находит в себе этой тяги.

Особенность русской ментальности, по Шукшину, в том, что «мужик наш серёдки в жизни не знает», поэтому, «если уж (…) пить так пить, а так даже и затеваться неохота. Лучше уж вовсе не пить, чем по губам-то мазать». Немца же «как с малолетства на серёдку нацелили, так он живёт всю жизнь – посерёдке. Ни он тебе не напьётся, хотя и выпьет, и песню даже не затянет… Но до края он никогда не дойдёт».[248]

Сразу же вспоминается «Железная воля» Лескова про расчётливого немца Гуго Карловича, столкнувшегося с «русской ментальностью» и принявшего смерть от русских блинов.

Столь кардинальное различие «коллективных представлений» определяет столь же кардинальные различия функций алкоголя в русской и западноевропейской культурах. Обращение к алкоголю может быть вызвано двумя противоположными устремлениями: человек либо пытается стать самим собой (т. е. сбросить маску), либо, наоборот, хочет стать другим (опьянение – полный аналог маски). При всей спорности обобщений такого масштаба, всё же можно предположить, что если европеец ориентируется преимущественно на первую из указанных функций алкоголя, то русский – на вторую.[249]

Хорошо, со знанием дела сказано барнаульским специалистом по Шукшину и водочке!

Е.П.: Да, и по этой логике (с которой, конечно, можно и поспорить) Шукшин выходит русским из русских. «Опьянение как аналог маски» – это для него, бывало, маску носившему и в трезвом виде, очень даже естественно. С другой стороны, опьянение позволяет поменять на время правила игры. А устаёшь ведь им следовать, как ни крути! Мы видели, что иногда у Василия Макаровича именно в нетрезвом виде что-то такое прорывается…

М.Г.: И ещё: Куляпин полагает, что у Шукшина

…в качестве русских алкогольных напитков… маркированы медовуха, самогон и, естественно, водка. Ну а герои, склонные «поиграть в джентельменов», пьют в произведениях Шукшина шампанское, коньяк и виски… Дьявольские напитки <…> Коньяк, виски, шампанское отдают шукшинского героя во власть тёмных демонических сил либо символизируют эту власть.[250]

Е.П.: Думаю, Василия Макаровича в жизни, а не в художественном творчестве, разделение напитков на «наши» и «не наши» не больно-то волновало. Пил – разное. А потом бросил – и до самой смерти не пил.

Мотивы, по которым Шукшин крепко выпивал, более-менее ясны, и они не сильно отличаются от тех, которые присутствуют у всего мужского населения России. При этом в деревенской молодости это одни мотивы, в студенчестве – другие, потом, в киношной и литераторской пахоте, – третьи.

Вот почему бросил – интереснее. Дочь Мария, родившаяся в мае 1967 года, вспоминает:

Мама рассказывала, что, когда мне было несколько месяцев, папа пошёл со мной гулять. Зашёл с какими-то «друзьями» в пивную. Меня в коляске оставил на улице. Вернулся домой один. Первое, что спросила мама, открыв дверь: «Где Маша?». Папа стукнул себя по лбу, развернулся и побежал. Мама – за ним, причём она не бежала, а, шокированная, сползала по лестнице: с тех пор как Шукшин ушёл со мной гулять, прошло немало времени… Слава богу, они нашли меня на том самом месте, где папа меня оставил. Я спала, уписанная до шеи. Благо, никто не позарился на коляску. Может быть, именно после этого случая папа многое переосмыслил. Больше он ни грамма не пил, даже на праздник…[251]

Одна из самых знаменитых и, так сказать, поучительных историй о Василии Макаровиче. Впрочем, возможно, это только легенда.

М.Г.: Вот мы и подошли к самому, пожалуй главному, что случилось с Шукшиным в 1966 году, – у него наконец-то стала складываться семья. Официально с Лидией Николаевной они поженятся только после рождения Маши, через год. А 1966-й был временем, когда пара «притиралась» друг к другу. И притирка происходила не всегда гладко…

Но сначала вспомним, что Лидия Федосеева к моменту близкого знакомства с Шукшиным на съёмках в 1964 году тоже была особой непростой. Как раз во вкусе Василия Макаровича. Красивая, талантливая, подающая надежды актриса – но уже имевшая мужа и маленькую дочь. И, что немаловажно, «столичная» особа, «питерская», хотя отнюдь и не из привилегированных слоёв. Родилась она в Ленинграде в 1938 году.

Нас было трое детей, папа один работал, иногда на завтрак, обед и ужин – только варёная картошка без масла и хлеб. И я как-то даже попрошайничала на Невском проспекте! Ходила с протянутой рукой, просила 5 копеек на мороженое.[252]

Это с одной стороны, а с другой – с 7 лет она пошла в самую знаменитую и старейшую школу Ленинграда – «Петершуле». И очень рано проявила себя как актриса – уже в семнадцать лет сыграла во всенародном хите «Максим Перепелица» лаборантку (будущую героиню «Калины красной» не узнать здесь ни за что на свете).

Тут уж дорога была прямая – и в 1957 году она поступила во ВГИК. А уже в 1959-м на экраны страны вышла картина «Сверстницы», в которой Федосеева сыграла одну из главных ролей. Тогда же во время съёмок очередного фильма в Киеве Лидия