Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - фон Штернбург Вильгельм

Солидарность — ключевое понятие ремарковской эпики. Вольно или невольно, но читатель проникается ею, мерцающей во мраке истории, на фоне которого живут, любят, страдают герои романов Ремарка. И, как следствие, гораздо менее убедительным, а то и натужным и даже расхожим кажется нам понятие товарищества, не случайно называемое порой «ландскнехтовским».

Романы, написанные вслед за «Тремя товарищами», делают этот лейтмотив относительным, а в более поздних книгах («Время жить и время умирать», «Жизнь взаймы», «Ночь в Лиссабоне») его нам просто не найти. Более того, признаки пессимистического взгляда на «камерадшафт» можно обнаружить уже в истории о любви Локампа и Патриции Хольман. «“Три товарища” для меня — лебединая песня товарищества, бессильного помочь человеку в борьбе против варварства и власти судьбы», — говорит Томас Шнайдер.

Роман «Три товарища» рождался годами и — в сравнении с двумя предыдущими — при обстоятельствах необычайных. И причиной тому прежде всего политические события, сопровождавшие работу над рукописью. А работа эта началась сразу же после выхода в свет «Возвращения» отдельной книгой, то есть весной 1931 года. Менее чем через два года, под заголовком «Пат», был готов первый, предназначенный, скорее всего, уже для печати, вариант романа. Работая в Нью-Йоркском архиве писателя, Томасу Шнайдеру удалось установить, что Ремарк заготовил «немалое число заметок и набросков», которые «использовал для разработки концепции действия и характеристик героев». В очерке об истории возникновения романа Шнайдер цитирует письмо Лотты Пройс, датированное 30 января 1933 года и явно свидетельствующее о том, что рукопись к этому моменту была, с ее точки зрения, вполне готова к печати: «Эрих, милый, ну что мне сказать тебе: читая, я ревела, писала это письмо и опять ревела... другого такого романа о любви я не знаю — они должны дать тебе Нобеля».

Приход Гитлера к власти многое меняет, конечно же, и в жизни Ремарка. Он лишен права публиковать свои вещи на родине. И ничем не отличается таким образом от практически всех леволиберальных, антимилитаристски настроенных, а также европейских по происхождению писателей. Кроме того, ему важно, чтобы изменения в политической обстановке нашли отражение в его романе. Ему кажется, что события на мировой арене даже требуют этого от него. «Большое число вариантов текста в виде машинописи, правленых рукописей и других записей указывает поначалу на доработку концепции “Пат”, а затем на столь значительные изменения в структуре текста, что можно уже говорить о том варианте, который стал романом под названием “Три товарища”».

Новый оригинал готов весной 1936-го. Правда, до его публикации в Америке писатель еще приложит к нему руку; об этом мы тоже узнаем от Томаса Шнайдера. Пока же, в апреле 1936-го, Ремарку пишет его английский издатель Хантингтон: «Прочитал Ваш новый роман — о крайне симпатичных молодых людях, которые, имея в послевоенные годы всего лишь гараж, мужественно преодолевают житейские невзгоды. Каждая страница книги доставляла мне истинную радость, душевная теплота, присущая ее героям, согревает не только их самих, но и читателя. Вам удалось рассказать об этом с большим мастерством, с чем я сердечно Вас и поздравляю».

После обмена мнениями о заголовке — первоначально планировалось название «Хоть малую толику жизни», Хантингтон предлагал и прибыльное, но никак не соответствующее интенции романа «Мы были молоды и веселы» — он вышел в 1937 году в Англии под заголовком «Three Comrades». Осенью 1936-го Ремарк занес в дневник и сам же забраковал еще несколько вариантов: «Пыль на ветру? Мгновения судьбы? Зыбь? Сумерки? С мечтою в ночь? Our little Life?[50] Ищи-ка, брат, ищи!»

С февраля по май 1937-го новый роман Ремарка читали подписчики американского журнала «Домоводство». Понятно, что публиковался он в продолжениях, и добропорядочные граждане могли наслаждаться чтением, растягивая его на целую неделю. Отто Клемент установил контакт с Голливудом и не продешевил, продав права на экранизацию компании MGM.

По сравнению с первоначальным вариантом действие романа «Три товарища» не связано напрямую с событиями в «Возвращении», как это было в случае с «Пат». Сильно приглушены в окончательном тексте и отзвуки мирового экономического кризиса, достигшего своего пика как раз в те недели, когда писался первый вариант. Отношение Ремарка к «Пат» выразилось и в его дневнике: «Эта книга третья и последняя в ряду, состоящем пока из “На Западном фронте без перемен” и “Возвращения”. Тема ее, по существу, та же самая. Вопрос, поставленный и в том, и в другом романе, сотням тысяч, адресуется здесь одному человеку. Это вопрос жизни и смерти; вопрос “Почему?”». Отчасти он продолжает звучать и в «Трех товарищах». В окончательном варианте романа мы уже слышим топот нацистских колонн, теснящих республику к краю бездны. Если в «Пат» Ленц становится жертвой несчастного случая, то в «Трех товарищах» — уже политического убийства.

Обнаруживая немало схожего с «Возвращением», роман своеобычен и по языку, и по выбору той социальной среды, в которой развертывается его действие. Там оживает обывательски ограниченная провинция, язык диалогов непритязателен, здесь пульсирует жизнь большого города.

Кафе с их пестрой публикой полусвета, блеск нуворишей и прозябание столичной бедноты, букмекерские конторы и шикарные авто, жаркие политические дебаты в городе, к завоеванию которого готовится Геббельс, — все это изменило не только фон, но и манеру повествования. Люди фривольны в своем поведении, в нем все меньше того, что формировало Эрнста Биркхольца и его товарищей на фронте. Юмор Ремарка, его раскованный, немного грубоватый язык становятся красочнее и легче. «Наше время еще не нашло слов для выражения своих чувств. Ведь оно может быть только лихим и бесшабашным, превращая все остальное в поделку». Впечатления от тех лет, которые он прожил в Берлине, вплетаются в ткань романа. И это идет ему на пользу.

Тираж на немецком языке не шел ни в какое сравнение с тиражом обоих предшественников: 17 500 экземпляров показались Кверидо для «автора бестселлеров» ввиду недоступности рынка в Германии достаточно приемлемыми. Что, кстати, уже не имело для Ремарка принципиального значения — в отличие от большинства его менее именитых и удачливых коллег. Его уже давно читали во всем мире, и наряду с немецким изданием «Три товарища» существовали в переводах на многие другие языки.

В оккупированной Германии роман впервые выходит в сентябре 1951 года у Деша в Мюнхене. Кверидо и Берман-Фишер сообщают автору, что они не претендуют на сохранение прав в отношении «Трех товарищей» и «Возлюби ближнего своего», изданных ими в эмигрантские годы. А в строках письма нового издателя автору чувствуется гордость: «Мы намеренно выбрали более крупный формат и... придали красочный вид суперобложке. Уже на ярмарке во Франкфурте было заметно, что книга выделяется среди сотен других своим оформлением. Благодаря этому она будет привлекать к себе внимание и в витринах». Вновь придя на немецкий рынок, первый «Ремарк» не становится бестселлером. («На Западном фронте без перемен» издан к этому времени лишь специально для военнопленных в американских лагерях, а «Триумфальная арка» выходит в свет в 1948 году в небольшом швейцарском издательстве «Миша», которое вскоре объявляет о своем банкротстве, и распродается со скидкой.) Первый тираж не превысил 10 тысяч экземпляров, второй продан лишь в конце 1952 года. Впрочем, роман охотно приобретают различные книжные товарищества и издают его внушительными тиражами. В ноябре 1951 года «Трех товарищей» начинает публиковать иллюстрированный журнал «Квик» — по частям и с некоторыми сокращениями.

Рецензии в Германии были разными — скептическими, отрицательными, хвалебными. «Потерянное поколение Хемингуэя действительно убито пустотой; у Ремарка герои полусвета с пустотой кокетничают», — писал критик берлинской газеты «Тагесшпигель». «Литературной субстанции за время между предпоследней книгой и романом “Три товарища” у него (Ремарка) не прибавилось», — пренебрежительно заметил Ф. К. Вайскопф. Гэдээровская газета «Зоннтаг» писала: «Что сказать читателю об этом романе, который появился на Западе еще во времена фашизма? Что сказать ему, заметившему, что Ремарк, весьма далекий от того, чтобы развивать позитивные элементы романа “На Западном фронте без перемен”, усиливает как раз негативные, которых было больше?» Что ж, пессимизм Ремарка не вписывался в картину сияющего пролетарского общества будущего, которую рисовали своим согражданам правители ГДР.