Арнольд Дейч. Вербовщик Божьей милостью - Александр Юльевич Бондаренко

в них разбирается. Очень любознателен. Каждый раз, когда я его встречал, он приносил список самых разнообразных вопросов, указывая при этом, что он спрашивает не потому, что он сомневается в правильности нашего дела, а потому, что ему некоторые вещи неясны. Он простой, иногда наивный и немного провинциальный человек. Очень доверчив и с трудом может маскироваться. В Форин Офис он считался левым человеком ещё до того, как я его встретил. Это оттого, что он не скрывал своего мнения по некоторым политическим вопросам. Хотя он и понимал, что не должен открыто показывать своё приверженство к компартии, он всё же не мог не высказывать иногда свои левые взгляды. Внешне очень прост и мил. Нормален в отношении женщин. Дисциплинирован и осторожен. Абсолютно нам доверяет, и мы для него большой авторитет. Так как у него никакого опыта не было, то он вначале не решался брать документы. Я успел за мою работу с ним это дело наладить, и он начал давать документы. С «Вайзе» вначале было то же самое, но, когда он шаг за шагом убедился, что всё идёт хорошо, что мы осторожны и что мы особенно заботимся о его благополучии, он преодолел свою нерешительность и потом стал даже иногда неосторожен. В отношении «Мольера» можно было добиться того же самого, но я уехал, и он остался без связи. Необходимо сказать, что нерешительность в работе как «Вайзе», так и «Мольера» объяснялась не столько трусостью, сколько малоопытностью и новостью дела.

«Мольер» живой и темпераментный человек. Он любит Францию. (Это вообще характерная черта для шотландцев, в противоположность к англичанам, ненавидящим Францию).

Стоит заметить, что и сам Арнольд Дейч предпочитал Францию Англии и гораздо больше любил Париж, нежели Лондон, – есть у нас такая информация.

Однако личные эмоции в сторону, мы возвращаемся к конкретной работе разведчика-вербовщика, той самой работе, что делалась «на перспективу». Найти нужного человека, предложить ему сотрудничество, а далее направлять его советами или «руководящими указаниями» – это далеко не всё то, что требовалось. Пожалуй, что важнее всего было создать агенту те соответствующие условия, в которых он мог должным образом «расти» и успешно решать предлагаемые ему задачи. Куратор должен не только воспитывать агента, что порой, разумеется, необходимо (но не всегда, тут нельзя перегнуть палку, представляя себя мудрым «представителем Центра» и всезнающим большим начальником!), но и всячески ему помогать.

В одном из довольно многочисленных отчётов, подготовленных Дейчем по возвращении с Острова есть целый раздел из нескольких пунктов, озаглавленный «Деньги для “Мольера”». В нём говорилось:

1. Когда я впервые познакомился с «Мольером», он жил в меблированной комнате в полупролетарском районе. Это не соответствовало его положению. Он должен был иногда приглашать к себе своих коллег и жить поэтому в более подходящих условиях. Поэтому мы решили, что он должен снять приличную квартиру. Так как у него не было денег на оплату такой квартиры и на мебель, то мы ему помогли. Он дал нам подробный отчёт, и я заплатил за его мебель, обещав ему каждый месяц субсидии для его квартиры.

2. Для того чтобы создать себе круг друзей из своих коллег, «Мольер» должен был иметь возможность встречаться с ними не только в учреждении, но и вне его. Он стал членом клуба, в котором состоят все его коллеги. Я обещал ему, что мы будем платить членские взносы.

3. Чтобы жить прилично и заставить людей забыть о своём прошлом, «Мольер» должен был показать своим знакомым, что он живёт так же, как и они. Он вынужден был поэтому бывать на торжественных вечерах и вечеринках у своих друзей. Для этого в английском «приличном» обществе требуется особого рода платье: фрак, смокинг и т. д. «Мольер» не мог на своё жалование приобрести все эти вещи, а в наших интересах было всячески укрепить его положение. Поэтому я обещал ему частью оплатить его расходы по этим вещам.

4. «Мольер» знал меня под именем «Питер».

Ну что ж, даже по этому небольшому тексту можно увидеть, что тут было и воспитание, и помощь, но и, несмотря на очень большое взаимное доверие, – строгое и постоянное соблюдение требований конспирации.

Тем временем Ким Филби начал делать свою журналистскую карьеру в боевой обстановке. Он «прибыл в Испанию лишь в феврале 1937 года. Он сразу начал бомбардировать газету “Таймс” статьями, которые ему никто не заказывал. Причём все они были написаны с позиции сторонника фашистов… 24 мая 1937 года двадцатипятилетний Ким был назначен вторым корреспондентом газеты “Таймс”, прикомандированным к войскам Франко. Это было важное назначение…»[276]

Во время войны бдительность нередко переходит в шпиономанию и истерию, но это во время «своей» войны, когда ты чётко делишь мир на две половины: наших и врагов. Когда же война «чужая» и ты присутствуешь на ней в роли наблюдателя, то ничего такого нет – просто принимаешь происходящее к сведению. «Журналисты, коллеги Филби в Испании, припоминают, что тот не удовлетворялся общими сведениями о передвижении войск. Он всегда стремился узнать их численность, номера дивизий и полков, состав вооружений – сведения, которые совершенно не интересовали читателей “Таймс” и никогда не появлялись в публикациях. Филби передавал такого рода информацию, а также собственные оценки военных действий фашистов, когда вместе с другими журналистами отправлялся через французскую границу повеселиться»[277].

Нет смысла объяснять, что численность и номера воинских частей, сведения об имеющемся у них вооружении и тому подобное классифицируются как «шпионская информация». Коллеги Кима Филби видели и понимали (раз уж это запомнили!), что он собирает именно такую информацию – ясно было, что читателям респектабельной «Таймс» подобные сведения вообще не нужны, – но ведь никто не обратился со своими сомнениями во франкистские «компетентные органы», не проявил, грубо говоря, гражданский долг, хотя многие явно имели знакомства в контрразведке, от которых (скорее всего – не бесплатно) могли получать интересные материалы. Но «чужая война» – пусть сами и разбираются со своими проблемами! А дело иностранных журналистов, на войне аккредитованных, «писать историю современности», как сказал Владимир Ленин, а не отвлекаться по пустякам и тем более не становиться фигурантами каких-либо скандалов…

О работе «Кембриджской пятёрки» в тот период, когда Дейч оставался единственным руководителем этих агентов, можно было бы рассказать ещё немало – однако всё это достаточно известный материал. А вот «Оксфордская группа», о которой ходят лишь туманные слухи, так и остаётся загадкой. Можно полагать, что таковой она останется навсегда.

«Об “Оксфордской группе” источников лондонской резидентуры может быть сказано очень немного. Не потому, что её значение было невелико –