Дневники, 1915–1919 - Вирджиния Вулф

Так или иначе, в пятницу у нас обедали Джек Хиллз и Пиппа. Все прошло легко и просто. Джек терпит жизнь с большим достоинством, благодаря своей симпатии к людям, как говорит Пиппа, и, формально оставаясь консерватором, он тем не менее обращен в сторону избирательного права женщин, реформ, образования для бедных и так далее. Его вид почему-то напоминает мне превосходно отполированный коричневый ботинок. Всегда кажется, будто Джек только что приехал из деревни. Он дал нам длинный и очень яркий отчет о своей кампании[826], демонстрирующий его внушительные лидерские качества. К моему удивлению, он также знаком с георгианской поэзией, читал книгу Литтона и осуждает викторианцев. Возможно, кто-то слишком высокомерен, раз путает его с Джорджем и Джеральдом [Даквортами]. Пиппа осталась на ночь. Она ценит Уоллера невероятно высоко. На следующее утро мы говорили о будущем женщин. Пиппа возглавляет своего рода биржу по поиску вакансий и учебы для девушек, которые хотят работать, и, конечно, видит во всем этом перспективы.

В субботу [20 июля] мы поехали в Тидмарш[827]. Мы не можем сказать об этой деревне ничего хорошего, хотя дом и сад достаточно милы. Река приносит с собой этакий поток дешевой толпы; повсюду краснеют крыши вилл; люди с кожаными сумками и удочками приезжают в Пангборн на выходные. Литтон с Кэррингтон были одни, без слуг, и большую часть работы по дому выполняет, похоже, она. Кэррингтон молчалива и немного подавлена, заставляет задумываться о ее восхитительной яркой молодости. Если бы кто-то переживал за Кэррингтон, то скорее всего беспокоился бы о ее положении — такая зависимость от Литтона и столь явное сжигание мостов! Очевидно, она рискует и должна рисковать. Литтон только вернулся от герцогини Мальборо и Д’Абернона[828], которые берут его пьесу в свои руки. Полагаю, все двери в лондонское общество для него теперь открыты. Литтон проводит исследования не с целью постоянного проживания за городом, а скорее для того, чтобы дополнить свой взгляд на человеческую натуру. Он утверждает, будто знает больше разных типов людей, чем любой из нас, а мы оспариваем это. Много разговоров о Руперте Бруке. Книга о нем — позорная сентиментальная рапсодия, выставляющая Руперта в дурном свете. Литтон очень забавный, очаровательный, доброжелательный и как отец для Кэррингтон. Она целует, ждет его, получает хорошие советы и своего рода покровительство. В понедельник Литтон пришел к нам с Д’Аберноном на обед, а Маргарет [Ллевелин Дэвис] на ужин. Я лежала на кушетке и уловила лишь несколько невразумительных фраз.

Вторник. Л., как обычно, ходил по своим комитетам. Есть трудности с «International Review». Макдональд[829] хочет сделать его частью своего «Socialist Review[830]». Кроме того, возникают проблемы, связанные с Лигой Наций. Издательство «Allen & Unwin» выпускает книгу о кооперативном движении, но все эти движения настолько сложны и ограничены ревностью и злобой, насколько вообще возможно.

Этой записью Вирджиния Вулф заканчивает данный дневник; следующий (Дневник V, см. Приложение 1) имеет аналогичный формат. Титульный лист подписан:

Суббота, 27 июля 1918

Хогарт-хаус

Ричмонд

27 июля, суббота.

Как обычно, пропущено несколько дней. Однако для начала нужно сказать, что здесь начинается новый том дневника, третий, и, таким образом, все признаки его долгой, хотя и прерывистой жизни налицо. Если он переживет лето, когда вечера не способствуют писательству, то зимой будет процветать. Возможно, нехватка угля его убьет. Есть вероятность, что нам придется жить исключительно в клубе «1917», но заглядывать в будущее губительно, если учесть, сколько всего нужно записать о прошедших днях. В среду [24 июля] у меня был день сплошных разъездов. Сначала встреча с Джеймсом в Клубе. Мы собирались поговорить о Руперте для моей статьи. Однако его первыми словами были: «Ты слышала о помолвке Кэ?». «С Хилтоном [Янгом]?» — спросила я. «Нет, с Арнольд-Форстером». Это меня раздосадовало. Я рада, что она собирается замуж, хотя и претендовала на роль знатной старой девы, но брак с Уильямом Арнольд-Форстером будет всего лишь благопристойным и сочувственным союзом, который сделает ее еще большей слугой государства, чем когда-либо. В итоге, поскольку Джеймс спешил на медосмотр, мы не успели толком обсудить Руперта, кроме того, что он был ревнивым, капризным и неуравновешенным, а я все это знаю, но вряд ли рискну написать. Теперь о Фредегонде. Я встретила ее на полпути к вокзалу Чаринг-Кросс. Когда-то она пользовалась доверием Аликс и была охвачена привязанностью к ней. Для меня эти эмоции слишком в духе Фишеров. Скоро выйдут ее стихи[831]. Затем, поделившись слухом о Кэ, который дошел до меня лишь от Боба и письма ему от Арнольд-Форстера и, таким образом, может оказаться неправдой, весьма надеюсь на это, я отправилась на Гордон-сквер, где фургоны вывозили мебель[832], Несса постоянно бегала туда-обратно в комнату, и, конечно, явились Клайв с Мэри, а потом все пошло своим чередом. Мы ужинали в «Mont Blanс[833]». Клайв так и не простил меня. Но за что? В отношениях со мной он явно придерживается какого-то плана и возмущается любой попыткой отвлечь его от этого. В основе замечаний Клайва по отношению ко мне всегда, кажется, лежит некий запас претензий, которые он решил не высказывать прямо.

— Вы разрушили одну мою прекрасную дружбу, — заметил он, — привычкой описывать факты со своей собственной точки зрения…

— Это называется абсолютной правдой, — сказала Несса.

— Невозможно иметь близкие отношения с тобой и кем-либо еще одновременно. Ты описываешь людей, как я расписываю горшки.

— Вы слишком давите, и в конце концов люди выходят из себя, — пробормотала Мэри из тени своего сочувственного молчания.

И все же была в словах Клайва какая-то горечь. Он хотел заставить меня понять, что я каким-то образом положила конец нашим прежним отношениям и уже ничего вернуть. Было ясно также, что он живет в страхе перед неким альянсом между мной и Мэри, способным поставить под угрозу их отношения. Он возражал против того, чтобы я показывала ей его письма, и говорил, что это было бы нечестно как с моей стороны, так и со стороны Нессы. Она — чистая книга после много раз написанных, переписанных, перечеркнутых и вырванных нами страниц. Ситуация достаточно сложная и деликатная. Клайв не решается полностью разорвать нашу дружбу, к тому же он заплатил за мой ужин, и мы разошлись в хорошем настроении. Хлынул дождь, и я поспешила на поезд. Жаль, что у меня не хватило терпения записать более разумные части разговора — критику книг и