Моя бесстрашная героиня - Владимир Абрамович Цесис

Было раннее утро, дороги были еще свободны, и скоро мы прибыли в больницу. Марина подписала документы в приёмном покое, после чего больничный транспортировщик покатил ее в инвалидной коляске в больничную палату, комфортную и сияющую чистотой и оснащенную современным технологическим оборудованием. Меня, в ее палате на одного пациента, как сопровождающего ожидали удобное кресло и удобная складная деревянная кровать.

Через короткое время сначала медсестра, потом студент-медик, а за ним врач-резидент осмотрели Марину. В заключение в палату зашел дежурный по отделению врач. Он сказал, что помимо диагностических тестов для того, чтобы понять причину ее невыносимых болей в спине, ей сделают МРТ завтра утром.

После того как Марина несколько раз повторила, что боли в ее спине не отвечают на приём сильных болеутоляющих средств, врач предложил перевести ее на прием морфина. Он старательно объяснил, что для разных ситуаций требуются разные дозы морфина, и – соответственно больничному протоколу – он начнет с наименее сильной дозы. Если эта доза окажется недостаточной, он будет постепенно увеличивать ее, доводя до оптимальной, такой, которая должна быть не слишком большой и в то же время не слишком малой. В завершение врач сказал, что завтра во время утреннего обхода Марину осмотрит больничный лечащий врач, который продолжит постепенный подбор необходимой дозы морфина. Вскоре после этого Марина стала получать морфин внутривенно.

До того, как наркомания превратилась в Америке нашей стране в эпидемию, дозировка морфина госпитализированным больным не представляла никакой проблемы. С помощью одной кнопки на соединенном с капельницей электронном насосе пациент мог сам, без чьей-либо помощи увеличивать дозу морфина до тех пор, пока боль не уменьшалась. Но в те времена, когда Марина попала в больницу, чтобы не допустить возможного привыкания к морфину, этот простой и эффективный метод уже контролировался бюрократическими государственными предписаниями. Согласно новой политике, пациент все еще мог регулировать дозу морфина, но в четко лимитированных пределах. Когда пациент доходил до максимальной последней предписанной дозы и когда это доза не приносила ожидаемого эффекта, он должен был позвать медсестру и попросить её об увеличении дозы. После этого, согласно инструкции, медсестра должна была сообщить о необходимости увеличить дозу врачу, а уже врач мог ее увеличить, но не более чем на 10 %. Вот такая канитель.

Пролежав час под капельницей, Марина не чувствовала никакого облегчения. Медсестра, которую она позвала, обещала проинформировать об этом доктора. Очевидно, доктор разрешил увеличить дозу на 10 %, потому что, вернувшись, она молча нажала кнопки на IV капельнице, чтобы ускорить поступление морфина. После этого моя заботливая жена, которая по-прежнему страдала от острых болей, сказала, что поскольку я наверняка проголодался, я должен пойти в кафе что-нибудь поесть, Надеясь, что к моему приходу боль под влиянием увеличенной дозы морфина стихнет, я сознательно провел в больничном кафе больше времени, чем это было нужно. Увы, мои надежды не оправдались. Произошло легкое улучшение в поясничной области, но по ходу позвоночника мучительная боль продолжалась и не давала Марине прийти в себя. Я собирался позвать медсестру, чтобы она попросила доктора увеличить дозу, но Марина хотела подождать, в надежде на то, что морфин в конце концов начнет действовать. Прошло еще 4 часа, боль не утихала, и Марина, позвав медсестру, попросила ее снова увеличить дозу. К сожалению, медсестра относилась к распространенной категории служащих, которые не особенно скрывают, что им не нравится, когда их беспокоят по одному и тому же поводу больше одного раза.

– Я обсужу с врачом вашу просьбу, – пообещала она сухо.

Вернулась она только через полтора часа и торжественно сообщила, что доктор согласился увеличить дозу еще на 10 %. Но и эта доза не помогла. Прошло два часа, а боль все не утихала. Она продолжалась всю ночь, и Марина терпеливо ждала утреннего обхода, чтобы попросить врача дать ей, наконец, нужную дозу обезболивающего.

Утром в палату Марины зашла большая группа медиков во главе с лечащим врачом. Помимо лечащего врача группа состояла из двух резидентов, трех студентов-медиков и больничного фармацевта. Не дожидаясь вопросов лечащего врача, Марина категорически потребовала избавить ее наконец от болей. Твердым тоном она заявила, что это жестоко – оставлять ее без помощи и добавила, что она практически не сомкнула глаз прошлую ночь. По-прежнему морфин не контролировал ее боль.

Выслушав внимательно Марину, больничный лечащий врач заверил ее, что он сделает всё возможное, чтобы ей помочь.

– Поймите, мы находимся между молотом и наковальней, – сказал он, обращаясь не только к Марине, но и ко всем медикам в палате. – С одной стороны мы хотим остановить боль, но с другой, не хотим, чтобы пациент стал зависимым, особенно от морфина. Вот почему мы увеличиваем дозу только на 10 % за раз.

– Доктор, к вашему сведению, я получаю наркотики первый раз в жизни. Я – человек высокосознательный, мне 75 лет, так что это просто абсурдно предполагать, что в моем-то возрасте и с моим характером я стану наркоманом. Разве сам факт того, что у меня терминальный рак на последней стадии, не убеждает вас в том, что я не принадлежу к категории людей, которые могут стать зависимыми от наркотиков. Неоправданно усложненный метод, которым вы пользуетесь, – это, извините меня, подлинное издевательство над больным человеком.

Врач, утвердительно кивнув головой, не удостоил Марину ответом. Зачем ему было отвечать такой пациентке? Тот факт, что кто-то является врачом, отнюдь не значит, что сострадание к больному является частью его или ее характера. Медики были, так сказать, на своей территории. Если врач или медсестра, между прочим, решат поставить на пациенте невидимое клеймо «слишком требователен», или «истеричен», у них есть много средств, чтобы доказать, что требования пациента неразумны. При желании доктора в мгновение ока «упрямым больным» может заняться психолог или психотерапевт. Мне, человеку непостороннему в системе здравоохранения, такая возможность известна. За сочувствие и сострадание страховые компании не платят, так зачем заморачиваться? Доктору ничего не стоит объяснить, что он не ответил на высказывание пациента, потому что слова пациента на короткое время лишили его дара речи. Несомненно, доктор относился бы к жалобам Марины гораздо серьёзнее, если бы он на себе испытывал такую же боль, как она в ту ночь. Как будто все, что сказала Марина, было не более чем сотрясение воздуха, он повернулся к коллегам и стал вещать о принципах контролирования боли. Главным образом он обращался к больничному фармацевту, который в перерывах между записями в блокнот авторитетным тоном излагал рекомендации по дальнейшему контролированию болей.

В 8 часов утра, к