Оборона «Дурацкого брода». Бурская война глазами английского офицера - Ивлин Во

– Ну и свинья же ты!

– Когда мы увидимся?

– Гм… Это довольно трудно. Тебе надо было бы предупредить меня. Я должна уехать буквально через минуту. Приходи сейчас. Номер шестьсот пятидесятый.

Шестьсот пятидесятый был на том же этаже, через два поворота по коридору. Их разделяло не более десятка номеров. Двери в номер Вирджинии были приоткрыты.

– Входи, я как раз кончаю приводить свое лицо в порядок.

Гай прошел через гостиную. «Тоже для гостей?» – подумал он. Дверь в спальню была открыта – кровать не покрыта и помята; везде валялись одежда, полотенца, газеты и журналы. Вирджиния сидела за туалетным столиком, обсыпанным пудрой, заваленным ватными тампонами и смятыми бумажными салфетками. Она напряженно смотрела в зеркало, видимо подкрашивая глаза. Из ванной с безразличным видом вышел Томми Блэкхаус.

– Привет, Гай, – сказал он. – Не знал, что ты в Лондоне.

– Сделай нам всем что-нибудь выпить, – попросила Вирджиния. – Через минутку я присоединюсь к вам.

Гай и Томми прошли в гостиную, где Томми начал очищать лимон и бросать кусочки льда в коктейль-шейкер.

– Ну как, они разместили тебя?

– Да. Весьма признателен тебе.

– Не стоит. Кстати, Вирджинии лучше не говорить, что мы встретились в «Беллами». – Гай заметил, что Томми закрыл за собой дверь в спальню. – Я сказал ей, что приехал прямо с совещания, но ты ведь знаешь, я заехал по дороге в «Беллами». Она никогда не ревнует к другим женщинам, но клуб «Беллами» она просто ненавидит. Однажды, когда мы еще были мужем и женой, она сказала: «Беллами! Мне хотелось бы, чтобы это заведение сгорело к чертовой матери». Она говорила это совершенно искренне, ей-богу. Ты надолго сюда?

– На два дня.

– Я возвращаюсь завтра в Олдершот. Позавчера я встретил в военном министерстве вашего бригадира; они там смертельно боятся его. Называют его одноглазым чудовищем. Он что, слегка тронутый?

– Нет.

– Я тоже не считаю его таким. Но в министерстве все говорят, что он совершеннейший безумец.

Вскоре из неповторимого беспорядка своей спальни вышла разряженная, как алебардист, Вирджиния.

– Надеюсь, ты сделал их не очень крепкими, Томми. Ты же знаешь, как я ненавижу крепкие коктейли. Гай, а что это у тебя за усы?

– Тебе они не нравятся?

– Они просто ужасны!

– Должен признаться, что меня они просто ошеломили, – сказал Томми.

– Алебардисты ими восхищаются, – сказал Гай. – А так лучше? – Он вставил в глаз монокль.

– Пожалуй, лучше, – сказала Вирджиния. – Без монокля было просто не на что смотреть, а с моноклем ты становишься похожим на комика.

– А я думал, что вместе взятые монокль и усы придают мне вид этакого военного до мозга костей.

– Нет, здесь ты не прав, – сказал Томми. – В таких делах ты должен полагаться на мое мнение.

– Не привлекателен для женщин?

– Не совсем так, – сказала Вирджиния. – Не привлекателен для хорошеньких женщин.

– Проклятие!

– Нам пора идти, – сказал Томми. – Пейте.

– О, дорогой, – сказала Вирджиния. – Какая короткая встреча. Я ведь увижу тебя еще раз? Завтра я буду свободна от этого груза. Не можем ли мы предпринять что-нибудь завтра вечером?

– А до вечера нельзя?

– Как же я могу, дорогой, с этой деревенщиной рядом со мной? Завтра вечером.

Они уехали.

Гай возвратился в «Беллами», как будто это был яхт-клуб в Саутсанде. Он умылся и внимательно посмотрел на свое лицо в зеркале над раковиной. Он рассматривал себя так же пристально и критически, как это делала Вирджиния перед своим зеркалом. Усы были светлые, чуть-чуть рыжеватые, волосы на губе росли намного реже, чем на голове. Каждый ус располагался строго симметрично, тянулся в сторону и вверх от аккуратного пробора под носом, кончался завитком на остро подстриженном конце, слегка отклонявшемся от уголков рта вперед и заканчивавшемся направленным вверх устойчивым кончиком. Гай вставил монокль. Как, спросил Гай себя, он воспринял бы другого человека, если у того были бы такие же усы и монокль? Ему доводилось раньше видеть такие усы и такие монокли на лицах тайных гомосексуалистов, маклеров и коммивояжеров, стремившихся всегда что-то скрыть, американцев, пытавшихся быть похожими на европейцев. Правда, он видел их и на лицах многих алебардистов, но то были лица людей, не имевших никакого отношения ни к вероломству, ни к обману, лица людей, находившихся вне подозрений. В конце концов, размышлял Гай, вся его военная форма была не чем иным, как маскировкой, а все его новые занятия не что иное, как маскарад.

Йэн Килбэннок, этот архимошенник в форме военно-воздушных сил, подошел к Гаю сзади и сказал:

– Послушай, ты сегодня вечером занят чем-нибудь? Я пытаюсь набрать гостей на коктейль. Давай приходи и ты.

– Возможно, приду. А в честь чего коктейль?

– Подлизываюсь к своему маршалу авиации. Он любит встречаться с разными людьми.

– Да, но я не окажусь для него большой находкой.

– Он не догадается об этом. Ему просто нравится встречаться и болтать с людьми. Я буду тебе несказанно благодарен, если ты выдержишь общение с ним.

– Я уверен, что никаких других дел у меня не будет.

– Очень хорошо, тогда приходи обязательно. Некоторые из гостей не такие уж несносные, как маршал.

Позднее в кафе на верхнем этаже Гай видел, как Килбэннок ходил от стола к столу, приглашая людей на коктейль.

– Какой во всем этом смысл, Йэн?

– Я же сказал тебе. Я выдвинул кандидатуру маршала в члены этого клуба.

– Но ведь его не примут?

– Надеюсь, что не примут.

– А я думал, что с этим уже покончено.

– О, это не так-то просто, Гай. Маршал довольно хитер. По-своему. Ни от чего не отказывается, если отказ не сулит ему выгоду. Он настаивает на том, чтобы встретиться с некоторыми членами клуба и получить их поддержку. Если бы он только знал, что наилучший шанс для него стать членом клуба – это не встречаться ни с одним из них. Поэтому в действительности все здесь вполне закономерно.

Во второй половине этого дня Гай сбрил усы. Парикмахер выразил профессиональное восхищение усами и сбрил их очень неохотно, так же, как садовники этой осенью повсеместно вскапывали свои самые лучшие газоны и превращали цветочные бордюры в грядки с овощами. Когда усы были сбриты, Гай еще раз внимательно осмотрел себя в зеркале и обнаружил в нем своего старого знакомого, от которого никак не мог ни избавиться, ни ускользнуть на сколько-нибудь длительное время, неприятного спутника, который будет сопровождать его всю жизнь. Без усов верхняя губа казалась непривычно обнаженной.

Позднее Гай отправился на коктейль к Йэну Килбэнноку. Там же оказались и Вирджиния с Томми. Никто из них не