Последняя книга, или Треугольник Воланда. С отступлениями, сокращениями и дополнениями - Лидия Марковна Яновская

о Пилате и о неизвестном» («неизвестный» — разумеется, Воланд). И Маргарита (в той же второй редакции) горестно склоняется над обгоревшими листками тетради: «…никогда не узнать, что было с Пилатом во время грозы».

В 4-й редакции уже все решено: «Выиграв сто тысяч, загадочный гость Ивана поступил так: купил на пять тысяч книг и из своей комнаты на Мясницкой переехал в переулок близ Пречистенки, в две комнаты в подвале маленького домика в садике. Музей бросил и начал писать роман о Понтии Пилате».

А вот и последняя, каноническая редакция.

Глава 13-я. «Так из-за чего же вы попали сюда?» — спрашивает проникший в больничную палату к Ивану Бездомному его полуночный гость.

«— Из-за Понтия Пилата, — хмуро глянув в пол, ответил Иван.

— Как?! — забыв осторожность, крикнул гость и сам себе зажал рот рукой. — Потрясающее совпадение! Умоляю, умоляю, расскажите!»

И тут же рассказывает сам:

«— Видите ли, какая странная история, я сижу здесь из-за того же, что и вы, именно из-за Понтия Пилата. — Тут гость пугливо оглянулся и сказал: — Дело в том, что год тому назад я написал о Пилате роман».

Глава 24-я, там, где Маргарита представляет мастера Воланду («Он мастер, мессир, я вас предупреждаю об этом!»):

«— А скажите, почему Маргарита вас называет мастером? — спросил Воланд.

Тот усмехнулся и сказал:

— Это простительная слабость. Она слишком высокого мнения о том романе, который я написал.

— О чем роман?

— Роман о Понтии Пилате».

И теперь: «Ваш роман прочитали… — скажет Воланд, поворачиваясь к мастеру в последней главе романа. — Так вот, мне хотелось показать вам вашего героя. Около двух тысяч лет сидит он на этой площадке и спит…»

Мастер видит сочиненного им героя, и этот герой — одновременно существующий в вечности истории и в романе мастера — Понтий Пилат. «Свободен! Свободен!» — прокричит мастер. И «человек в белом плаще с кровавым подбоем» оставит свое вечное каменное кресло и устремится по лунной дороге на встречу с тем, с кем так жаждет разговаривать. Ибо только одно лицо может дать разрешение его судьбы — сочинивший его мастер.

Иешуа же не нуждается в решении своей судьбы. Судьба Иешуа — вне прав и возможностей мастера.

(В третьей редакции романа это даже отмечено: «Ты никогда не поднимешься выше, Ешуа не увидишь…» — говорит Воланд. В окончательной редакции таких слов нет, а мысль осталась — она ушла в подтекст.)

Как известно, были у Булгакова какие-то неведомые нам диалоги с сочиненными им героями. Он писал Вересаеву (22 июля 1931): «Я вспомнил фамилии! Это — А. Турбин, Кальсонер, Рокк и Хлудов (из „Бега“). Вот они, мои враги! Недаром во время бессонниц приходят они ко мне и говорят со мной: „Ты нас породил, а мы тебе все пути преградим. Лежи, фантаст, с загражденными устами“». И еще было: они вперяли в него свои очи и требовательно ждали решения своей судьбы. Как это было у любимого им Гоголя: «Русь! Чего же ты хочешь от меня?.. Чтo глядишь ты так, и зачем все, что ни есть в тебе, обратило на меня полные ожидания очи?..»

В предпоследней редакции романа — мы еще вернемся к этому — Понтий Пилат, две тысячи лет тому назад допрашивая Иешуа Га-Ноцри, сидит лицом на север. Почему — на север? Да потому, что прямо на север от него — отделенная двумя тысячелетиями Москва и обращенный к нему лицом автор…

Думаю, в фигуре Пилата было что-то, занимавшее Булгакова давно. Ведь не случайно же в самых общих чертах — в схематическом, грубом приближении — трактовка поведения Пилата у Булгакова совпадает с трактовкой известного христианского писателя Ф. В. Фаррара в его книге «Жизнь Иисуса Христа», книге, которую Булгаков знал с детства и из которой в пору работы над романом «Мастер и Маргарита» делал выписки.

«Если ты отпустишь его, — угрожающе выкрикивали из толпы (у Фаррара) священники, — ты недруг Кесарю». «Пилат затрепетал при этом страшном имени… В голове его мелькнула мысль об обвинении в оскорблении императора, — обвинении, при котором блекли все прочие… Ему пришел на мысль старый, похмурый император Тиверий, который в настоящее время в Капрее таил в своем сердце мстительные виды и ядовитые подозрения… А среди этой черни мог найтись какой-нибудь тайный доносчик!» Вот почему «пораженный ужасом несправедливый судья, — так трактует Пилата Фаррар, — повинуясь собственному страху, сознательно передал невинную жертву на смертные муки»[44].

С течением времени и в процессе работы художника этот мучивший Булгакова образ становился все объемней и значительней. В преступлении Пилата и в трагедии Пилата открывались вечные истины бытия и одновременно раскрывалась и преломлялась современная писателю эпоха…

«Если ты стал моим спутником, солдат…»

При всем великолепном разнообразии сочинений Михаила Булгакова — с этой, казалось бы, совершенно свободной сменой персонажей, сюжетов, стран и эпох — в них все связано. Поэтическая мысль художника как бы перетекает из одного произведения в другое и, поворачивая какой-нибудь вопрос бытия то одною его стороной, то другою, увлекает за собой из произведения в произведение отдельные мотивы, подробности, даже сочетания слов… Замыслу романа «Мастер и Маргарита» — точнее, замыслу сюжета о Иешуа и Пилате в этом романе — предшествуют два сценических произведения Михаила Булгакова: «Бег» и «Кабала святош». Оба, как два прожектора, бросают свет на замысел романа.

«Бег» закончен весною 1928 года — в ту самую пору, когда впервые складываются очертания будущего романа. Одно из самых значительных и загадочных сочинений Булгакова (что это? трагическая комедия? трагедия в фарсовых тонах? драматург назвал жанр этой своей вещи так: «восемь снов»), «Бег» в сюжетном плане разворачивается как произведение о гражданской войне в России: поражение белой армии в гражданской войне… эмиграция… попытка возвращения из эмиграции… Стало быть, историческая пьеса?

Не в большей мере, однако, чем последовавшая затем «Кабала святош» — историческая мелодрама (ее и так называли), а роман мастера о Понтии Пилате — исторический роман. Хотя стоит напомнить, что, работая над каждым из этих своих сочинений, писатель самым тщательным образом прорабатывал исторические реалии.

«Бег» предшествует роману «Мастер и Маргарита» темой преступления и расплаты за преступление — темой, взмывающей до высокой трагедии и перекликающейся с «Макбетом» Шекспира.

Фигура белого генерала Хлудова в «Беге» предшествует Понтию Пилату в «Мастере и Маргарите».

На совести Хлудова немало преступлений. (Ср.: «В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно». — «Мастер и Маргарита».) В пьесе проходит только одно из этих преступлений: «голубые