Моя Америка - Шерман Адамс

людей. Он заработал состояние на организации боксерских матчей для показа их по телевидению. Он спросил, умею ли я водить машину, и медленно покачал головой, когда получил отрицательный ответ. «Жаль», — сказал Айк. Ведь он без труда мог устроить меня шофером, хотя тысячи парней, будучи профессиональными шоферами, обивали пороги в поисках работы. Тогда я пообещал ему боксировать на тренировках против его подопечного Боба Саттерфилда. Это его устроило. Он снял телефонную трубку и заказал для меня номер в гостинице «Хейес», объяснив, что я был молодой восходящей «звездой» в боксе с хорошими деньгами. Затем сунул в мою руку две новые шуршащие двадцатидолларовые купюры.

Мой номер на первом этаже оказался настоящим люксом по сравнению с предыдущим. В нем был даже душ.

На втором этаже квартировало множество злоупотреблявших наркотиками потаскух-негритянок. Не знаю, что происходило на верхних этажах, но лифт всегда был полон почесывающихся чернокожих с опущенными веками и хорошо одетых белых мужчин с сильно накрашенными черными женщинами.

Я провел несколько тренировочных боев против Боба Саттерфилда. У него был действительно страшный удар как правой, так и левой. Однажды он достал меня чистым левым крюком, и я почувствовал, будто кто-то швырнул мне в лицо ведро льда.

В один прекрасный день администратор гостиницы сказал мне, что мистер Бернстайн не внес квартплату. А я не имел возможности платить 25 долларов в неделю за комнату, живя на пособие в 26 долларов, которое к тому же поступало нерегулярно.

Внезапно я получил пособие сразу за четыре недели — 104 доллара! Теперь я снова был богатым негром и мог еще раз съездить в Калифорнию. Купил за 49 долларов билет на автобус и три дня спустя оказался на той самой станции, откуда четыре года назад меня выслали из благословенного штата «белых ангелов».

Опять в Калифорнии, в последний раз

Первый, кого я увидел, выйдя из автобуса, был Текс, мой старый приятель по хлопковому полю. Он ходил кругами и выпрашивал деньги на выпивку. Я сунул доллар в его потную руку, и он сразу же исчез в винном магазине. Ему недолго оставалось жить, это я понял сразу и не стал дожидаться, когда он выйдет из магазина. Он даже не узнал меня, и, вероятно, это было лучше для нас обоих.

Все здесь оставалось таким же, как и прежде. Жулики, проститутки, сутенеры, гомосексуалисты, пьяницы, бездомные по-прежнему выкручивались и ловчили, чтобы выжить.

В зале «Мэйн-стрит» процветал Пэдди Квайяд. В его распоряжении было два подлинных «деликатеса»: Обелиск Чарли Смит, чемпион мира в полусреднем весе, и Чарли Блэк, чемпион Калифорнии в полутяжелом весе. Оба они были неграми, но, кроме них, Пэдди держал в своих руках многих мексиканских боксеров, выступавших в матчах по всей Калифорнии.

Пэдди разрешил мне для пробы побоксировать с тяжеловесом из Лос-Анджелеса, а потом взял в свою «конюшню», так как ему был нужен спарринг-партнер для Чарли Блэка. Этот негр одурманивал себя таблетками и общался с гомосексуалистами. Высокий, как сосна, и черный, как пантера, он мог нокаутировать любого соперника любой из своих быстрых как молния рук.

Однажды я сидел с Чарли в притоне и наблюдал, как он поглощал фенедрин и запивал его пивом. Вдруг у него начались галлюцинации, и он стал энергично колотить по воздуху вокруг себя. Он свалил меня со стула, а я пустился наутек. У меня не было никакого желания объясняться с полицией.

Чарли попал впоследствии в Сан-Квентин за грабеж. Но прежде, чем его посадили, я присутствовал на мачте, в котором он буквально превратил в котлету мексиканского средневеса Чабо Хернандеса. Черные зрители прыгали, кричали, танцевали, в то время как бедный Чабо лежал, распластавшись на спине. Судья мог считать хоть до ста, но Чабо не смог бы подняться. Мексиканцы покидали арену молча, как с похорон. Бокс и бой быков были так же популярны у мексиканцев, как бои гладиаторов у римлян, и многие дельцы зарабатывали большие деньги, устранили матчи черных с мексиканцами.

Я подыскал чистенькую комнату в подвальном помещении, принадлежавшем иммигрантам-японцам. Квартплата была всего шесть долларов в неделю, но комнату приходилось делить с другими боксерами: одним мексиканцем и несколькими индейцами. Их нашел какой-то мошенник для менеджера, поставившего перед ними единственную задачу — проигрывать матчи другим боксерам. Со временем менеджер попался, а мои товарищи по комнате вернулись на плантации хлопковых полей. Я остался единственным жильцом в большой комнате.

В первый же день я пошел на биржу труда и заметил, что безработных стало намного больше, чем четыре года назад. Корейская война окончилась, и можно было почувствовать, как распространялась экономическая паника. Она была более заметна в очередях на бирже труда южных штатов, поскольку при увеличении в стране безработных многие отправлялись на Юг, рассчитывая получить работу на хлопковых плантациях.

В очереди передо мной стоял хорошо одетый белый американец — оператор ЭВМ. Он вообразил, что в Калифорнии можно сразу, как только явишься на биржу труда, получить либо работу, либо пособие по безработице. Он пришел прямо с поезда, заплатив за билет все, что у него оставалось, до последнего цента. И не поверил своим ушам, когда ему сказали, что он не получит ни работы, ни пособия по крайней мере шесть недель, пока не сработает бюрократическая машина. А у него не было средств ни на еду, ни на жилье. Потрясение было столь велико, что полицейским пришлось увезти его в машине «Скорой помощи».

В бумажнике у меня лежала пожелтевшая, помятая фотография моей матери. Каждый раз, когда я приходил на биржу труда, чтобы отметиться, я искал в очередях ее лицо. Одесса дала мне ее последний адрес, но, когда я явился туда, оказалось, что она только что переехала. В конце концов я оставил попытки найти мать.

Мое пособие еще не поступало, поэтому Пэдди устроил меня на работу на стройке, позвонив в профсоюз. Я не был членом профсоюза калифорнийских строителей и, естественно, не платил членских взносов. Но какое это имеет значение! В нашей бригаде трудилось немало начинающих боксеров, и всех их приняли по звонкам менеджеров-гангстеров.

Мне исполнился двадцать один год, и я все еще мечтал стать чемпионом мира в тяжелом весе, но изнурительная работа на стройке совершенно лишала меня сил. Я был не в состоянии ходить на тренировки после работы и поэтому после окончания контракта попросил Пэдди не беспокоить больше профсоюз строителей. В то время Арчи Мур готовился защищать титул чемпиона мира в