К достижению цели - Михаил Моисеевич Ботвинник

Встреча состоялась в гостинице «Украина», была приглашена переводчица, но дело шло туго — дама не знала специальных терминов и путала. Тогда я пришел на помощь (термины-то я знал), и стало легче... Неожиданно появляется Я. Цыпкин, ом привел другого американского профессора — Лютфи Заде. Заде — иранец по национальности, до шестилетнего возраста жил в Баку и отлично владеет современным русским разговорным жаргоном. Беседа с Шенноном пошла на больших скоростях.

Рассказываю о своих идеях, американцы внимательно слушают. Затем Шеннон предлагает сыграть в шахматы — он познакомился с ними в возрасте 28 лет (Шеннон на пять лет моложе меня). Играет он в силу... современных ЭВМ! После партии он просит дать ему что-нибудь на память. Вслепую восстанавливаю текст партии, расписываюсь и вручаю листок собеседнику...

Шеннон понравился мне — он не потерял юношеской восторженности. Тонкий, стройный, с худым лицом (как у покойного Жолио-Кюри), нервные пальцы...

«Кто вы по национальности?» (Шеннон никак не похож на стандартного американца). Он смущается, но раскрывает секрет: есть и французская, и немецкая, и ирландская кровь!

Тогда он был в Массачусетском технологическом институте. Если хотел — читал студентам лекции, других обязанностей не было. Прощаемся с автором теории информации и вместе с Заде идем в ресторан. За обедом узнаю особенности американской научной жизни: «Почему в СССР основные научные силы в НИИ, а в США — в высших учебных заведениях?»

Заде рассказывает, что в США НИИ принадлежат частным фирмам, и, когда научному работнику за 40 и он не может работать с прежней энергией, фирма его увольняет. Поэтому, как только ученый приобретает известность, он и стремится перейти в университет.

«Да, — говорит Заде, — ваши идеи мне нравятся, но надо как-то еще ограничить задачу».

«Думаю об этом, — отвечаю, — уже и название этому ограничению придумал — горизонт, то есть задача решается в пределах видимости, но самое ограничение еще не формализовал».

«Горизонт — отличное название», — говорит Заде.

Вскоре после этой беседы «горизонт» был найден. Ограничено было время передвижения атакующей фигуры по траектории нападения, или, иначе говоря, длина траектории нападения.

Дополняю рукопись и подумываю: как бы ее опубликовать? Те, к кому я обращался, дали от ворот поворот. Но, может, есть организации и программисты, которые хотели бы работать? Найти их можно было, лишь опубликовав работу; надо заниматься пропагандой новых идей.

Л. Абрамов подсказал: пошлите работу в сокращенном виде в бюллетень ЦШК (Центрального шахматного клуба), В. Симагин опубликует.

Владимир Павлович был редактором бюллетеня; отношения с Симагиным были у нас прохладные, так получалось, что он не раз был секундантом неприятельской стороны в матчах на первенство мира. Был Симагин человеком сумрачным, но порядочным. Рискнул я и отдал ему статью.

Симагин действовал осторожно и послал работу на отзыв кандидату в мастера Арамановичу — тот был доцентом математики. Через некоторое время мне вручили вежливую, но отрицательную рецензию (если прочесть то, что было между строк, отзыв был уничтожающим).

«Владимир Павлович, — говорю Симагину, — прошу вас присутствовать при нашей беседе с Арамановичем, после чего вы и примете решение». Редактор согласился.

Во время беседы Араманович раскрылся и вышел далеко за рамки своего письменного отзыва. Я держался уверенно.

«Владимир Павлович, — говорю, — вам уже ясно?»

«Да, — отвечает Симагин (Араманович посмотрел на меня с победоносным видом), — будем печатать в порядке обсуждения». Я пожал своему старому партнеру руку; рецензент не скрывал своего возмущения!

Решение Симагина было весьма удачным, ибо после опубликования должно было состояться обсуждение. Его и провели 13 мая 1966 года в чигоринском зале клуба; собрались и математики и гроссмейстеры.

После доклада началась мощная атака: и Шура-Бура, и Адельсон-Вельский, и Араманович... Выступил один профессор — вид его был необычайно респектабельным (потом Араманович сообщил, что он кончил Кембридж), — поучал меня, как надо составлять шахматный алгоритм. Неожиданно один молодой человек заявил, что алгоритм Ботвинника ему нравится.

— А вы кто такой?

— Бутенко.

— Откуда?!

— Из Новосибирска.

Споры разгорелись с новой силой, а после закрытия диспута приняли даже не совсем парламентский оборот. Выпускник Кембриджа слушал-слушал и вдруг неожиданно заявил: «А может, Ботвинник сделал что-то классическое?» Все на него зашикали.

Подошел Рамеев: «Я должен бежать, потом позвоню», — и исчез. Год не звонил Еашир Искандарович; Удивительный он человек, чистой души, глубочайший специалист в области вычислительной техники (кончил лишь два курса МЭИ, но потом в порядке исключения получил ученую степень доктора), говорил мне, что если кто и справится с этой проблемой, то только я... И вдруг решил, что я провалился. Но скажем правду — очень он поддерживал меня, продолжает поддерживать и теперь!

А с Володей Бутенко мы вскоре начали сотрудничать и работали до 1970 года.

На этом диспуте выяснилось одно неожиданное для меня обстоятельство: оказалось, что неизвестны способы получения траекторий на ЭВМ. И Шура-Бура, и Адельсон-Вельский утверждали, что простым путем траектории получить невозможно, стало быть, и алгоритм никуда не годится!

Просидел я две недели и нашел простой метод — с помощью массивов 15 X 15. Написал статью, отнес Симагину, он ее тут же опубликовал.

Бутенко и сделал программу (для машины М-20), которая выдавала все необходимые траектории. Мои оппоненты стали осторожнее.

Практика показала, что нельзя успешно работать, когда сотрудники живут в разных городах и встречаются друг с другом эпизодически. Наше сотрудничество с В. Бутенко со временем не могло не прекратиться.

В июле снова играю в шахматы — международный турнир в Амстердаме. Соревнование организовано фирмой ИБМ, здесь помещается завод этой американской компании. Живем с Флором в мотеле, что при выезде из города на автостраде на Гаагу. Завод недалеко, там открытие турнира, в жеребьевке участвует ЭВМ. А играли мы тоже поблизости — в современной... церкви! Перед входом на четырех высоких столбах стоит что-то вроде водокачки; оказывается, это колокольня. Звонаря, конечно, нет, ибо колокол с автоматическим управлением...

Хорошо было играть, все рядом, воздух в этой новой части Амстердама сравнительно чистый. Играл хорошо, но одну партию — с Зюйдема — исключительно хорошо. Отложена была партия с лишним качеством, но после моей неточности перед контролем выигрыш стал неясным.

Очевидно, бог помог: посидел я в церкви с карманными шахматами полчаса и нашел поразительный выигрыш с «тихим» ходом Ле8! I — Зюйдема долго не сопротивлялся.

Час спустя один из участников турнира сообщает новость — Зюйдема сдался в теоретически ничейной позиции! Эндшпиль ладья с пешкой g6 против чернопольного