Федор Достоевский. Единство личной жизни и творчества автора гениальных романов-трагедий [litres] - Константин Васильевич Мочульский

излагаются причины и обстоятельства борьбы и даются характеристики борцов. В пятой главе начинается перестрелка между лагерем Ростанева и лагерем Фомы. Главный герой – Опискин – торжественно выступает только в седьмой главе. Первое столкновение врагов кончается полной победой Фомы; Ростанев униженно просит у него прощения. Далее, до четвертой главы второй части, постепенно подготовляется «генеральное сражение». Оно начинается атакой Фомы и кончается контратакой Ростанева. Но свое поражение хитрый ханжа превращает в триумф. В развязке он выступает как общий благодетель. Напряженность борьбы создается медленным нарастанием действия и внезапными взрывами. Они все усиливаются и приводят, наконец, к последнему сотрясению – катастрофе. Таков общий принцип динамического построения романов Достоевского. В «Селе Степанчикове…» он впервые проводится систематически. Экспозиция вводит читателя в напряженную атмосферу повести. Самодур Фома Фомич царствует нераздельно. Но против его тирании уже нарастает противодействие. В четвертой главе все действующие лица, кроме Опискина, представлены в большой «сцене ансамбля». Обитатели села Степанчикова собираются за чайным столом. Рассказчик восклицает: «Ну, чудаки! Их как будто нарочно собрали сюда!» Мы чувствуем, что гроза надвигается, и слышим первые ее раскаты. Кажется, что персонажи насыщены электрической энергией и по очереди «взрываются». Первая не выдерживает дочь Ростанева, Сашенька. «Гадкий, гадкий Фома Фомич, – кричит она, – прямо скажу, никого не боюсь! Он глуп, капризен, замарашка, неблагородный, жестокосердый, тиран, сплетник, лгунишка… Да я б разорвала в куски вашего Фому Фомича! На дуэль бы его вызвала, да тут бы и убила из двух пистолетов». Общее смятение. Генеральша падает в обморок. Это – первый скандал. В главе седьмой «взрывается» камердинер Гаврила, которого Опискин заставляет зубрить французские вокабулы. Он кричит Фоме: «Вы, как есть, злющий человек теперь стали… Вы хоть породой и енеральский сын и сами, может, немного до енерала не дослужили, но такой злющий, как то есть должен быть настоящий фурий». Второй скандал. Третий вызывается племянником Ростанева. «„Да он пьян“, – проговорил я, с недоумением озираясь кругом. „Кто? Я?“ – прикрикнул Фома не своим голосом. „Да, вы!“ – „Пьян?“ – „Пьян“… Генеральша хотела, кажется, упасть в обморок, но рассудила лучше бежать за Фомой».

«Генеральное сражение» между Опискиным и Ростаневым еще динамичнее. Именины сына Ростанева, Ильюши. Все собираются в комнате Фомы. Ильюша декламирует стихи. И вдруг – «скандал»: Фома объявляет, что не может более оставаться в доме полковника, ибо тот находится в преступной связи со своей воспитанницей. «Из невиннейшей доселе девицы, – вопит он, – вы успели сделать развратнейшую из девиц». Тут, наконец, «взрывается» сам кроткий Ростанев и вышвыривает Опискина. «Дядя схватил его за плечи, повернул, как соломинку, и с силой бросил его на стеклянную дверь… Удар был так силен, что притворенные двери растворились настежь, и Фома, слетев кубарем по семи каменным ступенькам, растянулся на дворе. Разбитые стекла с дребезгом разлетелись по ступеням крыльца». Сценический эффект этой «катастрофы» подчеркивается грозой. Драматическая энергия разряжена. Наступает благополучная развязка. «Гроза», ее приближение, нарастание и взрыв – вот символы построения романов Достоевского.

Автор гордился тем, что в «Селе Степанчикове…» он вывел «два огромных типических характера». Это – Фома Фомич Опискин и «дядя» – полковник Ростанев. Русский Тартюф – Опискин где-то служил, пострадал за правду, занимался литературой, толковал с красноречивыми слезами о разных христианских добродетелях, ходил к обедне и даже к заутрене, отчасти предсказывал будущее и мастерски осуждал ближнего. «Представьте себе, – говорит рассказчик, – человечка самого ничтожного, самого малодушного, выкидыша из общества, никому не нужного, совершенно бесполезного, совершенно гаденького, но необъятно самолюбивого и вдобавок не одаренного решительно ничем, чем бы он мог сколько-нибудь оправдать свое болезненно-раздраженное самолюбие. Предупреждаю заранее: Фома Фомич есть олицетворение самолюбия самого безграничного, но… самолюбия оскорбленного, подавленного прежними неудачами, загноившегося давно-давно и с тех пор выдавливающего из себя зависть и яд при каждой встрече, при каждой чужой удаче». Ю. Тынянов в своей работе «Достоевский и Гоголь» убедительно показал пародийность этой фигуры. Весь докаторжный период творчества Достоевского прошел под знаком Гоголя. Он ученически подражал ему и боролся с ним. В споре Гоголя с Белинским принимал живое участие, и образ автора «Переписки с друзьями» преследовал его и на каторге. В «Селе Степанчикове…» писатель подводит итог своему «гоголевскому периоду» и беспощадно расправляется с тем, что был «властителем дум» его молодости. Фома Фомич – карикатура на Гоголя. Он тоже литератор, проповедник, учитель нравственности. Под его влиянием в эпилоге романа Настенька начинает читать жития святых и с сокрушением говорит, что «обыкновенных добрых дел еще мало, что надо бы раздать все нищим и быть счастливым в бедности». У своих московских друзей Гоголь везде находил тихое помещение, прислугу, стол с любимыми кушаньями. В доме Ростанева «полный комфорт окружает великого человека». Все ходят на цыпочках и шепчут: «Сочинение пишет!» Фома развивает программу двух статей из гоголевской «Переписки с друзьями»: «Русский помещик» и «Занимающему видное место». Его рассуждения о литературе пародируют статью Гоголя «Предмет для лирического поэта». Он проповедует спасительность страданий, прямо ссылаясь на Гоголя: «Про себя же скажу, что несчастье есть, может быть, мать добродетели. Это сказал, кажется, Гоголь, писатель легкомысленный, но у которого бывают иногда зернистые мысли».

Все приемы гоголевского проповеднического стиля комически преувеличены. В «Завещании» Гоголь писал: «Завещаю не ставить надо мной никакого памятника». Фома восклицает:

«Не ставьте мне монумента! Не ставьте мне его! Не надо мне монументов! В сердцах своих воздвигните мне монумент, а более ничего не надо!»

Гоголь думал своею проповедью спасти Россию, мечтал об аскетическом подвиге, о монашеской келье. Фоме Фомичу тоже предстоит подвиг: «написать одно глубокомысленнейшее сочинение в душеспасительном роде, от которого произойдет всеобщее землетрясение и затрещит вся Россия. А когда уже затрещит вся Россия, то он, Фома, пренебрегая славою, пойдет в монастырь и будет молиться день и ночь в киевских пещерах о счастии отечества».

В «Переписке с друзьями» возвышенный пафос сочетался с самыми низменными выражениями: встречались, например, подобные фразы: «Только в глупой светской башке могла образоваться такая глупая мысль». Проповедь Фомы в том же смешанном стиле; он заявляет: «Только в глупой светской башке могла зародиться потребность таких бессмысленных приличий».

Фома Опискин, действительно, «огромный типический характер». Бессмертная фигура русского Тартюфа навсегда вошла в нашу литературу, но тяжело думать, что для создания ее автор решился так несправедливо унизить своего учителя Гоголя. Издеваясь над его человеческими слабостями и погрешностями стиля, он не оценил громадного духовного и общественного значения «Переписки с друзьями». Между тем Достоевский был обязан Гоголю не только техникой своего словесного искусства, но и основанием религиозного мировоззрения.