Братья Нобели - Федор Юрьевич Константинов

я, дрейфующий без руля и ветрил, подобно покинутому командой кораблю, а может быть, и щепке от корабля, который потерпел крушение, щепке, с которой судьба делает все, что ей заблагорассудится, я, не знавший счастья в прошлом и не надеющийся обрести его в будущем, недовольный собой (а самодовольство так облегчает жизнь!), абсолютно одинокий, без семьи, в которой мы существуем после нашей смерти, без друзей, которым можно было бы излить сердце, и врагов, на которых можно было бы излить свою желчь, и вместо этого всего обладающий критическим рассудком, безжалостно разоблачающим всякую слабость и грязь – во всем их подлинном уродстве», – пишет Альфред на склоне лет о своем хроническом одиночестве и меланхоличном состоянии (как будто в годы молодости его характер был другим) Эдле Коллин, второй супруге Людвига.

Забегая вперед, скажем, что, оставаясь холостяком и затворником, Альфред до конца своих дней будет прекрасно исполнять роль доброго, заботливого дяди. Он с удовольствием будет уделять детям и семьям Роберта и Людвига много внимания, времени и сил, не говоря уже о том, что безоговорочно в любую трудную минуту протянет руку помощи любимым племянникам в вопросах финансов. Многие из них после его смерти заработают на продаже изобретенного им динамита. Сам Людвиг Нобель займется импортом динамита в Россию, да и племянники не останутся в стороне – приумножат капиталы и славу их прогремевшей на весь мир, как оглушительный взрыв, фамилии. На рубеже веков они станут развивать нефтяную и промышленную империи их семейного бизнеса на Кавказе.

Но для начала вернемся в Санкт-Петербург 1860-х годов, где Людвиг, ведя спартанский образ жизни, зачинает грандиозное дело – вкладывает все средства и все инженерные силы в развитие механического завода[37] во благо России. Он вкладывает также энергию в дом и семью, в свою любимую, но угасающую Мину, которая с периодичностью в два года, часто и подолгу болея, рожала Людвигу детей, пока после шестых родов в 1869 году преждевременно не скончалась. В их обустроенный дом в Батальонном переулке переедет и внебрачный сын Людвига, двенадцатилетний Яльмар Крусель – первенец, которого Людвигу родила Анна Линдаль спустя почти год после того, как он посватался к Мине. Анна была дочерью близкой подруги матери Людвига. После родов и туманной истории отношений Людвига с Анной, последняя фиктивным браком спешно вышла замуж за обеспеченного гельсингфорсского врача Густава Круселля, дабы Яльмар имел статус законнорожденного.

На первом этапе денег Людвигу не хватало катастрофически. Три первых года с начала работы завода он и все, кто с ним работал, были сильно стеснены в средствах. Разовое изготовление и поставка 13 100 гранат долгов и затрат не покрыла. До осени 1865 года предприятие не получало солидных заказов, и одной из причин было то, что конкуренты предлагали цену на 30 и более процентов ниже оферты Людвига. Проблемы с конкурентоспособностью были связаны с трудностью получения в России кредитов под залог. «Возможно, ты удивляешься, что мне так трудно получать эти залоги, – с раздражением сообщал Людвиг Роберту. – Но ты не представляешь, сколько здесь плутов, <…> которые пользуются залогами только для того, чтобы получать деньги на руки. Они живут только за счет кредитов, тем самым портят кредиты для других».

Тем временем вспыльчивый и тщеславный Роберт, в то самое время отбивший у брата любимую девушку и женившийся на ней, решает обосновываться на родине Паулины в Гельсингфорсе, где в 1863 году у Роберта родится сын, первенец Яльмар Эммануил. Пройдет двадцать лет, и Яльмар, достигнув совершеннолетия, будет помогать отцу в Баку и Царицыне на нефтяном производстве «Товарищество братьев Нобель», а затем, до самой смерти Альфреда Нобеля, станет помощником в делах у своего всемирно знаменитого дяди.

Заметим, что никаких обид и претензий незлопамятный дядя племяннику не выскажет. Не напомнит тому о совете его отца в адрес Альфреда «бросить как можно скорее проклятую профессию изобретателя, которая не приносит ничего, кроме несчастий». Ни разу не уязвит Яльмара и за глупые выходки его отца, когда тот в трудный период адаптации Нобелей в России буквально насмехался над литературными увлечениями своего брата, укоряя за расходы на книги и леность. Добряк Альфред все стерпит, все перемелет в своей душе, и осмелимся предположить, что одной из причин тому было его непрошедшее любовное влечение к Паулине, родной матери Яльмара. В голову Альфреда однозначно приходили мысли о том, что такой замечательный парень вполне мог быть и его сыном, причем от той же женщины, которую он так и не разлюбил до конца…

Чужая душа – потемки. Но что можно сказать со всей основательностью, так это то, что Альфред, не имея тяги к семейным предприятиям[38] и не вороша прошлого, не поминая былые раздоры и конфликты, умел подбадривать и поддерживать близких на разных этапах их профессиональной карьеры и личной жизни. Альфред – и это дает нам лишний повод его уважать, – несмотря на нанесенный ему братом удар в сердце, искренне желал ему успеха на любом его поприще в Петербурге и где угодно. Сохранилось ответное письмо Роберта с благодарностью. «Сообразуясь с твоим мнением о моем светлом будущем, можно подумать, будто я один несу свет в преданные финские массы и уже должен бы от радости купаться в керосине, тогда как на самом деле ты заблуждаешься, дорогой брат, – я недостоин подобной чести, ибо и оглянуться не успел, как у меня появилось на сем достойном поприще двое соперников. <…> Кому бы, черт возьми, могли прийти в голову такие трудности и такие никудышные виды на будущее в былые времена, когда наша звезда в стране Востока еще благоволила к нам?»

От имени «Нитроглицериновой компании» Нобелей Роберт получает право наладить производство нитроглицерина в Финляндии. Он лезет из кожи вон, озаботившись поиском заработка, доказывая себе, отцу и братьям, что он, как деловой человек, как предприниматель, чего-то да стоит. Из этого выходит мало толку и еще меньше прибыли. Финляндский сенат в целях собственной безопасности вскоре запретит изготовление нитроглицерина, и Роберт, чувствуя себя неустойчиво, переберется в Стокгольм, откуда будет писать теперь уже Людвигу жалобные письма – а повод критиковать близких у него всегда находился легко.

* * *

Тем временем в России первой половины 1860-х годов кратно увеличился ввоз американского фотогена (керосина). Львиная доля поставок сначала в Европу и позже в Россию осуществлялась через компанию знаменитого Джона Рокфеллера «Стандарт ойл», которая снабжала керосином и магазин Роберта «Аврора».

Людвиг, чуткий ко всем нововведениям в области науки и техники, следя за публикациями в газетах, журналах и отзывами экспертов и промышленников об использовании керосина в производственных целях, 16 февраля 1864 года пишет Роберту в Гельсингфорс: «В глубине России начали использовать русское горное масло, которым торгует