Раиса Горбачева. Жизнь и принципы первой леди СССР - Георгий Владимирович Пряхин

не в центре стола, не на первых ролях. Не могу сказать, что она хоть где-то «выпадает» из политических контуров мужа или допускает какую-либо отсебятину. Не выпадает. И чрезвычайно щепетильна в этом. Мне кажется, даже ритм речи ее, особенно перед телекамерой, обусловлен не только многолетней преподавательской практикой, но и жестким внутренним самоконтролем.

Контуры совпадают, и все же налицо совершенно очевидное причудливое свечение по краям. Правда, я бы назвал это не феноменом Горбачевой, а феноменом Горбачевых. Она позволяет себе индивидуальность, что выражается прежде всего в чувстве собственного достоинства, он же к этому чувству относится с неизменным, без нажима, уважением… Это и есть их феномен – феномен сохранения индивидуальности.

…Светской рассеянной болтовни, как я заметил, она не любит. Прочно держит в своих руках нить любого разговора. Чутко реагирует на ваше удачно найденное слово, нетривиальную мысль, но и на «молоко» реагирует тоже – едва ли не с большей зоркостью. В общем, женщина, чью книжку вы сейчас листаете, не из тех, беседуя с которыми отдыхаешь умом – последний желательно держать в работоспособном состоянии.

Эта женщина и не из тех, кто отводит глаза от правды: не знать, не видеть, не слышать. Не отводит и, в свою очередь, сама предпочитает называть вещи своими именами. Я не знаю, много ли в высшем советском истэблишменте лиц, говорящих Президенту чистую правду – при всем его демократизме. Но что она – одна из них, я в этом убежден, потому что сам это неоднократно слышал. Хотя именно ей, наверное, сказать ему эту чистую правду бывает и больнее, и труднее, чем кому-либо.

Есть ложь во спасение. Она же, мне кажется, считает, что спасительной может быть только правда, как бы горька она ни была. Это больше соответствует ее характеру и тому прошлому, что лежит у нее за спиной…

Мои надежды

Эти заключительные строки книги пишу поздно вечером.

Только что закончилась главная программа новостей советского телевидения – «Время». Был в ней и сюжет, имеющий прямое отношение к нашей последней встрече с Р. М. Горбачевой.

Дело в том, что, показывая мне на кипы приветственных адресов и телеграмм в связи с шестидесятилетием мужа, она сказала в тот день;

– А один человек, пенсионер, пчеловод с Украины, прислал, кажется, тонну меда – в подарок Михаилу Сергеевичу.

– Почему «кажется»?

– Да вот уведомление – мол, надо получить тонну меда.

А я думаю: ошиблись, наверное. Вместо килограмма написали «тонна».

– Давайте расскажем об этом меде в книжке – интересно.

– Вряд ли стоит, – засомневалась она. – Все-таки надо узнать поточнее: вдруг и впрямь описка или еще какая ошибка.

Судя по репортажу, промелькнувшему в программе «Время», – не ошибка. Раиса Горбачева привезла мед в дом престарелых. Сидит в их кругу, беседует, отвечает на вопросы и за компанию пьет с ними чай с тем самым, передаренным ею по поручению мужа, переадресованным сюда медом. В этом же московском доме престарелых, я знаю, «осел» еще один президентский подарок: роскошный телевизор, который Ли Пэн подарил в Пекине М. Горбачеву, а М. Горбачев велел передать сюда, старикам и старушкам.

Впрочем, то, что с медом никакой ошибки-описки не вышло, я понял еще днем, когда совершенно случайно встретился и разговорился на работе с человеком, которому Президент, оказывается, поручил передать часть меда детскому дому, где находятся дети с церебральными заболеваниями. Дети, от которых при рождении отказались их родители…

«Президентский мед», к слову сказать, поделили на три части: детскому дому, дому престарелых и Московской детской республиканской больнице, над которой, как уже упоминалось в книге, шефствует Р. Горбачева…

Вообще-то заключение книги, послесловие к ней, конечно же, должно по праву принадлежать самой рассказчице – Р. М. Горбачевой. Но вот пишу эти строки – особенно после того как увидел на экране сосредоточенное, собранное лицо своей недавней собеседницы, услышал столь необычные в ее устах, да и в устах советского телевидения тоже, слова поздравления старичкам и старушкам с Пасхой – и думаю.

Трудные, даже горькие времена у Президента – украинский пасечник, может быть, дальний потомок того самого Рудого Панька, от чьего имени написаны незабвенные «Вечера на хуторе близ Диканъки», в простоте душевной и сам не подозревает, сколь знаменателен его чистосердечный подарок…

Моя собеседница уже объяснила, почему решилась на создание книги. Эта книга – объяснение самой себя. Объясняя саму себя, обращаясь к американскому читателю, Раиса Горбачева краешком глаза, конечно же, видит читателя нашенского, российского, – кто знает, может, это вообще проба пера перед книгой, обращенной исключительно внутрь? Она хочет быть понятой дома. Я видел, как, решаясь на эту книгу, собеседница моя переступала через самое себя, через характер, природную замкнутость. Через традицию, в конце концов: еще ни одна «первая дама» Советов, за исключением Надежды Крупской, если мне память не изменяет, ничего подобного не предпринимала. Через традицию, хотя именно за переступание неких патриархальных отечественных традиций ее и критикуют чаще всего. Быть же понятым уже в известной мере означает быть поддержанным.

Мне по-человечески импонирует душевный порыв, которым движима Р. Горбачева, – я уже не говорю, что участие в такой книге само по себе – редкая репортерская удача. К тому же я глубоко убежден, что при всей своей исключительности М. С. Горбачев – не случайная, а вполне закономерная, необходимая фигура в нашей новейшей истории. А исключительность его, может быть, в том, что, необычайно остро уловив общее направление движения – от раскола мира, разлома, чреватого фатальностью самоуничтожения, к его целостности – и подспудную готовность общества к такому движению, он придал ему исключительные темпы – со всеми вытекающими отсюда последствиями. Придал еще и потому, что понимал: времени у него – в обрез.

Перечитывал В. О. Ключевского и обратил внимание на такие даты, мимо которых глаз проскальзывал налегке: Петр Первый, решительнейший и драматичнейший реформатор России, правил страной 36 (!) лет. Царем был уже с 1682 года, а правил с 1689 по 1725-й. Столько лет, оказывается, необходимо России для успеха кардинальных реформ! Горбачев понимал, что у него тридцати шести лет правления не будет – уже хотя бы потому, что не для этого же сам он ставил окончательную точку в сталинщине.

Все мы в стране ждем от него результатов – «здесь и немедленно». Как отец четверых детей, я, несмотря на общее и вполне естественное нетерпение, согласен: пусть они, результаты, достанутся им – только бы были.