Ангарский маньяк. Двойная жизнь «хорошего человека» - Елизавета Михайловна Бута

приезжал домой только на выходных, чтобы провести пару дней с родителями, а затем вновь отправлялся в школу интернатного типа. Встречались даже те, кто считал, что детей лучше забирать из семьи и отдавать на воспитание государству. Впрочем, таким радикалам обычно возражали примерами из 1920-х, когда подобные эксперименты ни к чему хорошему не привели.

Тоня и Виктор не были радикалами и уж тем более ничего плохого в жизни сына с бабушкой не видели. Поначалу мама, конечно, названивала домой и расспрашивала о том, как поживает сын, но со временем эти звонки становились все реже. А вскоре Тоня перестала приезжать даже в отпуск. Как сильно Миша ни старался, его успехов было недостаточно для того, чтобы приблизить маму.

Любви, как и любой другой способности, требуются практика и тренировка. Тоня прекрасно относилась к сыну, но никогда не была с ним близка. Девушка забеременела от любимого человека и решила оставить ребенка, наслушавшись ужасных рассказов об абортах. Появление ребенка в жизни она восприняла как очередную трудность, которую нужно преодолеть. Отъезд в Ангарск дался ей тяжело. Она корила себя за то, что сын растет вдали от родителей, но забрать ребенка никак не получалось. Жили они в жуткой комнате в общежитии, где для ребенка не было никаких условий. Соседи умудрялись как-то фигурно расставить шкафы и развесить занавески таким образом, чтобы дети находились в более-менее отделенном от родителей пространстве. Но Тоня не вполне понимала, как им это удается, если даже они с Виктором, живя за стенкой, прекрасно знали, когда у соседей случается ночь любовных утех. Уж лучше пусть мальчик поживет в нормальных условиях с бабушкой и дедушкой, а они пока попробуют как-то наладить быт и построить светлое будущее.

Работа, необходимость обосноваться в новом месте и завести друзей, сплетни и конфликты на почве жилья и другие бытовые проблемы так сильно затянули молодую супружескую пару, что Тоня и Виктор совсем перестали интересоваться сыном. Иногда по вечерам они вспоминали о том, что давно не звонили Мишеньке, но потом смотрели на часы и решали, что позвонят уже завтра. Через несколько лет Тоня снова забеременела, и тут уж стало совсем не до сына, который вроде бы стал уже совсем взрослым.

Вторая беременность помогла Попковым решить проблему с жильем. Вскоре после рождения дочери им удалось наконец переехать в хрущевку, которая казалась им тогда настоящими хоромами. Родители Тони сильно сдали и с трудом справлялись с воспитанием мальчика, так что Мишу пора было забирать в Ангарск.

Известие о том, что он станет жить с родителями, застало Мишу летом. До самого переезда он думал лишь о том, как они будут с отцом ходить на рыбалку, с мамой — вместе они будут гулять в парке или ходить в походы. Теперь-то у нее будет много времени, чтобы узнать обо всех его достижениях!

Переступив порог ангарской квартиры, Миша увидел сестру. Мама вышла встречать его с младенцем на руках, и когда Миша неуклюже шагнул вперед, чтобы обняться, как это делают в фильмах, Тоня отшатнулась в сторону, испугавшись, что мальчик разбудит дочку.

Он всегда был хорошим и послушным сыном. Если требовалось помочь, обязательно все делал. И по дому все сделает, и готовить очень любит. Миша всегда старался ко мне прислушиваться. Он для меня сын…

Антонина Попкова[3]

2

Ангарск

В год, когда Михаил Попков переехал в Ангарск, Павел Курдюков притащил в городской музей свой стул. Вместе с этим строгим пожилым мужчиной в сером невзрачном костюме и с извечной увеличительной линзой для починки мелких деталей началась светлая полоса в истории этого города.

Павел Васильевич родился в 1908 году в семье крестьянина, который так и не смог приспособиться к жизни после революции. Отец Павла быстро спился и умер, оставив семью на грани голодной смерти. Мальчик, наверное, пополнил бы многочисленную армию беспризорников Вятской губернии, если бы не один случай. Невесть откуда у него появились карманные часы на цепочке, и он тут же побежал сдавать в магазин нежданную находку, а пожилой часовщик, забавы ради, решил показать парнишке механизм, скрытый внутри его сокровища.

— Так ведь они не работают, они ничего не стоят, — лукаво воскликнул старик, разглядывая циферблат.

В следующий момент часовщик неожиданно выхватил цепочку, положил железный корпус на ладонь и одним движением снял крышку, скрывающую сложный мир шестеренок за белым блюдцем циферблата. Одна деталь касалась другой, и все были связаны вместе, вот только не работали. Старик взял в руки нечто вроде иголки, поддел что-то, и все эти шестеренки вдруг задвигались, затрепетала секундная стрелка, и мертвый механизм из множества маленьких блестящих деталей вдруг обрел жизнь. Это так впечатлило Павла, что он пошел к мастеру в подмастерья. Старик не только обучил его часовому делу, но и заставил выучить азбуку, а затем потребовал, чтобы подросток записался в вечернюю школу.

Про часы Павел забыл на долгие годы. Он выучился на слесаря, пошел работать на предприятие, а вскоре встретил прекрасную девушку Ульяну, которая пришла в восторг, увидев, как легко ее кавалер починил приятелю старинные ходики. В их семье родилось четверо детей. С возрастом Павел все чаще вспоминал старика в пыльной часовой мастерской, казавшейся ему в детстве лавкой чудес. Курдюков начал увлеченно коллекционировать ходики всех видов и мастей. Все началось с трофейных японских часов, которые ему принесли на ремонт, но так и не забрали.

В конце 1950-х Курдюков приехал в поселок Ангарск, из которого пытались сделать промышленный центр. Это место окрестили «городом победы», так как строить его решили после войны, силами пленных немцев и заключенных АнгарЛага. Здесь планировалось возвести несколько крупных заводов, но ограничились лишь нефтедобывающим комбинатом. Зато колоний вокруг набралось немало. Они окружали рабочий поселок, который стремительно превращался в город, в том числе и за счет освободившихся из лагерей людей. Курдюков не раз замечал в магазинах и на улицах мужчин, которых раньше видел на стройке, где работали заключенные.

Один за другим тут вырастали каменные двухэтажные дома — временное жилье с коридорной системой и деревянными перекрытиями, в которые селили в основном сотрудников ГУЛАГа, а со временем и рабочих заводов. Появились здесь и площадь Ленина, и улица Карла Маркса. Центральная площадь городка, построенная в последние годы сталинской поры, вскоре украсилась шпилем почтамта, напоминавшим Адмиралтейскую иглу в Северной Пальмире.

В здешних местах особенно ценились покорность и умение быть незаметным. Этому учила лагерная система. Заключенных, которые хоть чем-то выделялись, всегда старались изолировать от остальных, так как