Московский Монмартр. Жизнь вокруг городка художников на Верхней Масловке. Творческие будни создателей пролетарского искусства - Татьяна Васильевна Хвостенко

Гончаров, В. Фаворский, М. Лейзеров, Р. Фальк. Однажды Фальк сказал ей: «Ты так прекрасна, что, если б жила в Париже, он был бы у твоих ног». Сарра Лебедева называла ее «наш романтик». Лида, не получив образования, умела только расписываться. Стесняясь этого, она иногда просила меня: «Танюша, напиши заявление, мне некогда». Я, конечно, все понимала, но никогда не признавалась в этом и не выдавала ее. Ее обожал плакатист Виктор Иванов и помогал ей материально до самой своей смерти. Она позировала и в студии у Нивинского. Бруни, Митурич, другие художники сделали с нее многие свои произведения.

В трудные годы войны в неотапливаемых ледяных мастерских она позировала Аде Магидсон, Нине Нисс-Гольдман. Тенета написал с нее Лизу Чайкину. Впоследствии она позировала в МИПИДИ, там я с ней и познакомилась. Она была очень хороша и, несмотря на свою неграмотность, умна. Наш студент Емельян Кулебякин женился на ней, но вскоре умер. Умерла вслед за ним и она, унеся с собой частицу нашего искусства, с которым ежедневно соприкасалась.

Почетный гражданин города Иваново

В доме № 8 на первом этаже жил очень интересный художник-пейзажист Саша Морозов, почетный гражданин города Иваново. По тем временам он имел большую квартиру, которая состояла из одной огромной комнаты, служившей ему одновременно мастерской. К ней примыкала просторная застекленная терраса, выходившая в небольшой садик.

Саша самозабвенно любил животных, чем и прославился на Масловке. У него жила ворона Варька. Днем она свободно летала по нашему двору, но ночевать непременно возвращалась в мастерскую к Морозову. Она откликалась на его зов и тут же летела домой. Саша жил бедно, питался скудно, но Варьке ни в чем не отказывал. Он специально ходил на базар за мясом, рыбой и клюквой для своей любимицы. Когда Варька заболела, Саша поместил ее в ветеринарную больницу на улице Юннатов и навещал ее там.

Как-то, возвращаясь с рынка, он увидел, что огромный детина собирается отрубить курице голову. Он умолил его продать ему птицу. Назвал ее Чернушка. В мастерской стояла кадка с высоким экзотическим цветком. Чернушка взлетала на него и спала там, как на насесте, но иногда забиралась к Саше в постель и клала голову на подушку рядом с его головой. Чернушка неслась, и яйца Саша раздавал детям. Она прожила у него восемь лет. Летом Сашина живность гордо прогуливалась по садику. Там еще был кот и множество кошек. Морозов ходил с бидончиком в ближнюю столовую и собирал объедки для своих питомцев. На Масловке смеялись и считали его чокнутым.

Саша очень любил слушать классическую музыку; для компании приглашал Клаву Девинову-Нюренберг и соседку по квартире Галю Садкову. Варька при гостях начинала нервничать, бегать и однажды принялась клевать Сашины ноги. Он прикрыл их полотенцем, тогда Варька стала таскать спички по одной и бросать на пол, поглядывая, как на это будет реагировать Морозов. Она ревновала его ко всем знакомым. Когда Саша писал Масловку, Варька садилась на подрамник и не слетала, пока он не закончит этюд. Масловку Саша писал часто и, я думаю, прославил ее на многие годы. Он собирал старые стулья с помойки и ставил на них свои этюды для просмотра.

А еще у Саши был коронный номер на наших «капустниках». Звучала музыка из «Лебединого озера», и вдруг выплывал толстый лебедь в пачке с лохматой головой Морозова. Под дружный хохот он выделывал всевозможные па, стоя на одной ноге, и медленно опускал руки, складывая их на толстой талии, – изображал смерть лебедя. Его вызывали несколько раз и однажды преподнесли огромный букет.

Когда Саша получил признание как художник, ему предложили переехать из его убогой квартиры в новую и выделили просторную светлую мастерскую. Но это его не обрадовало. Напротив, Саша буквально плакал как ребенок. «Почему я должен уезжать?» – рыдая, спрашивал он. Варька каркала, предчувствуя беду; она кружилась во дворе, била крыльями и истошно кричала.

Смирившись с переездом, Саша решил пристроить Варьку в стаю ворон. Для приманки стал класть на форточку вареные яйца. Слетавшиеся вороны проглатывали их, но били и клевали Варьку. Они не только не принимали ее в свою стаю, но просто пытались уничтожить. Она стала для них чужаком. Я не знаю, как Саша поступил дальше. С его отъездом Варька пропала, и мы ее больше не видели. Говорят, она прилетала несколько раз, но к тому времени дом снесли, и как-то, покружив над обломками, Варька улетела навсегда. На новой квартире он был очень одинок, и к нему после многолетнего перерыва стали наезжать родственники. Они не понимали его творчества; брат из Иванова, с родины Саши, говорил: «Это ты намалевал? Я бы сам так мог намазать эдакую ерунду. Твои картины просто говно».  «Если тебе все это не нравится, уезжай отсюда», – отвечал Саша. – «Ты дай мне апельсин и 25 рублей, тогда уеду». Сашу все это очень травмировало.

Удивительно, как в темной, неграмотной семье мог родиться и вырасти такой гигант живописи, как Морозов.

Сейчас он очень стар. После триумфа на персональной выставке он не бывает в мастерской. Ему уже тяжело, да и все сверстники его поумирали. Как он? Что с ним? Никто не знает, сейчас никому нет дела до другого. Жизнь художников стала очень сложной, а старость для многих – тяжкое бремя. Я с грустью смотрю на ворон, летающих по нашему двору, и вспоминаю и Варьку, и доброго Сашу, – как их сейчас не хватает.

Наш сосед сверху – Георгий Васильевич Нерода

Георгий Васильевич жил на Масловке этажом выше нас. По утрам отец ему звонил:

– Говорит член-корреспондент, академик Хрю-хрю Хвостенко.

В ответ слышалось:

– Отвечает просто член Нерода.

Вся жизнь моего отца, Василия Вениаминовича, и Герг-Васа (так отец называл Нероду) прошла бок о бок – с юности до старости.

До войны наши «верхние» соседи жили открытым домом. В середине большой комнаты стоял стол, вокруг которого собирались друзья. Тогда почти ежедневно у Нероды бывали Шалимов, Шварц, Лавров, Максимов, Хвостенко, Сергеев, Мотовилов, Сварог, – люди, проверенные годами. Ходили друг к другу в гости, ездили вместе отдыхать в Крым, в Сочи и на другие курорты. Жены их тоже дружили. Это было крепкое сообщество единомышленников.

Чувствовали ли они себя счастливыми? Я думаю, что эти годы были самыми лучшими, самыми значимыми в их жизни. Такого творческого взлета их искусства не было потом уже никогда, хотя они жили и надеялись на продолжение.

Герг-Вас жил бурно, любил женщин, много ездил по стране, воздвигая бесконечные монументы Ленину, Сталину, Орджоникидзе, Фрунзе… Его мастерская была заставлена многочисленными скульптурными портретами советских деятелей. Нерода любил показывать фотографии своих работ.

Деньги он не считал и ни в чем себе не отказывал,