Николай I - Иона Ризнич

просит есть, так что вот уже три дня, как его стали кормить кашкой; это неслыханное дело для ребенка, которому всего неделя. У нянек просто руки опускаются от удивления; если так будет продолжаться, придется к шести неделям отнять его от груди. Он смотрит на всех во все глаза, а голову держит прямо и поворачивает не хуже моего», – писала Екатерина Гримму 5 июля 1796 года.

Однако в памяти Николая не осталось никаких светлых воспоминаний о бабушке Екатерине Великой. Напротив, всю свою жизнь он не был расположен к ней. Возможно, сказывалось влияние матери.

Новорожденному великому князю немедленно назначили свой особый штат. Это были уже упоминавшаяся статс-дама Шарлотта Карловна Ливен и три дамы, исполнявшие обязанности гувернанток: Юлия Федоровна Адлерберг, подполковница Екатерина Синицына и надворная советница Екатерина Панаева. Они находились ночью при детской кроватке, чередуясь между собой в течение всего первого года жизни великого князя, а позднее были в спальне младенца лишь днем, а на ночь с Николаем оставалась его заботливая нянька – шотландка Евгения (Джейн) Васильевна Лайон. В 1794 году ей пришлось быть в восставшей Варшаве. Она была заключена в крепость вместе с другими иностранцами. Возненавидела поляков и часто рассказывала маленькому Николаю об их зверствах. В результате будущий царь привык воспринимать поляков исключительно негативно.

Кормилицу младенцу согласно обычаю взяли из крестьян – звали ее Евфросинья Ершова, и она, служа во дворце, оставалась неграмотной. Даже в ведомости за полученное жалованье за нее расписывались другие. Родные дети этой Евфросиньи – две дочери и сын – считались молочными сестрами и братьями царя.

Состояли при младенце также две камер-юнгферы, две камер-медхен и два камердинера. Сверх того, новорожденному полагались лейб-медик, аптекарь и зубной врач. Есть упоминания, что в покоях находились еще восемь простых лакеев и восемь истопников. Мария Федоровна ежедневно навещала сына, оставаясь в его комнатах минут на десять или на четверть часа. Если на какой-то день был назначен бал, то посещение детских комнат отменялось.

После ухода супруги сына иногда, далеко не каждый день, навещал Павел Петрович – обыкновенно один, и тоже оставался ненадолго. Различие между посещениями отца и матери состояло в том, что Мария Федоровна твердо настаивала на соблюдении этикета, довольно неудобного, а Павел Петрович, напротив, пренебрегал этим. Так, в присутствии великой княгини – будущей императрицы – все дамы и кормилица должны были стоять навытяжку, даже с младенцем на руках, а Павел разрешал кормилице сесть и держать младенца на коленях. Своих младших сыновей – Николая и Михаила – он прозвал «мои барашки» и с удовольствием, хоть и недолго, играл с ними, брал их на руки, обнимал, чего никогда не делала мать. Мария Федоровна с детьми всегда была холодна и суха.

Кончина Екатерины

Планировалось, что воспитанием царственного младенца будет заниматься сама государыня, как это было с ее старшими внуками. Екатерина II даже разработала собственную методику, вобравшую все достижения передовой педагогики XVIII века. Называлась она «Наставление о сохранении здоровья великих князей». Там говорилось, что детское платье должно быть как можно проще и легче, что пища должна быть простой, а «буде кушать захотят между обедом и ужином, давать им кусок хлеба». Спать мальчики должны «не мягко», под легкими одеялами. Слезы она ненавидела и категорически запрещала воспитателям потворствовать этой слабости, пространно и обстоятельно объясняя свой запрет: «…дети обыкновенно плачут от упрямства, либо от болезни, но должно запрещать всякие слезы. В болезни – следует употреблять необходимые средства для ее облегчения, не обращая внимания на слезы и стараясь внушить детям, что плач их не уменьшает, а усиливает болезнь и что лучше преодолевать ее бодростью духа и терпением». «Каждый человек подвержен голоду, жажде, усталости, боли от недугов и ран и потому должен переносить их терпеливо. Помощь в таких случаях необходима, но надлежит подавать ее хладнокровно, без торопливости», – философски размышляла Екатерина. Учителям предписывалось не запрещать детям купаться, когда хотят, и гулять не по дорожкам, а по полям и буеракам: пусть карабкаются, падают, разбивают коленки, поднимаются. Великим князьям дозволялось держать животных – собак, кошек, голубей. По мнению Екатерины, это прививало им «сострадание ко всякой твари…». «Главное достоинство наставления детей состоять должно в любви к ближнему (не делай другому, чего не хочешь, чтобы тебе сделано было), в общем благоволении к роду человеческому, в доброжелательстве ко всем людям, в ласковом и снисходительном обращении со всеми…» – писала она.

Кажется, Николая ждало прекрасное детство! Бабушка каждый день навещала внука и играла с ним, планируя, как будет воспитывать «богатыря»… Но внезапно все изменилось.

Очень скоро торжества по случаю рождения царственного отпрыска сменились трауром: в ноябре в возрасте 67 лет императрица Екатерина Великая скончалась. Утром поднялась, чувствуя себя хорошо, как обычно выпила кофе и отправилась в уборную, где задержалась непривычно долго. Когда камеристка Перекусихина и камердинер Зотов вошли в помещение, то обнаружили царицу без сознания. Изо рта у нее шла пена, лицо покраснело, императрица страшно хрипела. Нога оказалась вывихнута. Все приближенные Екатерины были уже людьми немолодыми, и у них не хватило сил сразу перенести императрицу на кровать, поэтому больную поначалу уложили на матрас, постеленный на полу.

Послали за ее личным врачом Роджерсоном.

– В мозгу порвалась жила, – констатировал он.

Современные доктора формулируют немного иначе: разрыв аневризмы либо закупорка артерии оторвавшимся тромбом.

Роджерсон сделал все, что мог: поставил к ногам горчичники и пустил кровь, чтобы снизить давление, но эти действия не возымели никакого результата. Быстро развивался паралич. Императрицу даже не удалось причастить – глотать она не могла, а изо рта шла обильная пена. Вечером началась агония.

Послали в Гатчину за великим князем.

Надо сказать, что отношения Павла Петровича и его матери-императрицы складывались далеко не лучшим образом. Однажды уже не юный наследник престола оказался даже втянутым в заговор против собственной матушки, но отделался лишь строгим внушением. Так что теперь, узнав о смертельной болезни Екатерины, Павел ничуть не огорчился и немедленно отправился в Петербург. Явившись в ее комнаты, он равнодушно прошел мимо постели умирающей в кабинет, где поспешил опечатать все документы. Даже не дождавшись кончины матери, принялся распоряжаться…

Потом состоялись пышные похороны. Пышные и одновременно шокирующие: Павел велел эксгумировать прах своего отца, императора Петра Федоровича, погибшего на мызе в Ропше «при невыясненных обстоятельствах» после дворцового переворота в 1763 году, и приказал перезахоронить его рядом с Екатериной в Петропавловском соборе. Видимо, желая отомстить екатерининским придворным, он даже приказал открыть гроб Петра Федоровича, в котором оказался только «прах от костей, который он приказал целовать», – ужасалась графиня Головина.