Александр Панов - Искры революции

— Где твой сын? Что молчишь? Отвечай!

Взвизгнула плеть возле уха и обожгла спину старика.

Заголосила мать, истерически закричала перепуганная дочь.

— Не бейте, смилуйтесь над стариком!

— Молчать! Ну, скажешь теперь?!

— Не знаю.

— Взять его!

Старик наспех накинул шубу на окровавленную спину, сунул ноги в валенки и на седую голову надел шапку-ушанку.

— Тащите старого хрыча, там все скажет!

Хлопнула дверь, завизжала огретая плетью собака, бросившаяся к хозяину. Заскрипели полозья на улице.

К вою метели прибавился плач во многих домах симского поселка. Каратели арестовали в эту ночь десять стариков, трех старушек и схватили не успевших скрыться подпольщиков — Парова, Карякина, Изюмова и Лаптева.

Утром метель успокоилась. В тихий морозный день особенно слышен каждый звук. Люди, проходившие мимо клуба и умовского дома, трепетали от криков и стона.

— Проходи, проходи, не задерживайся! — приказывали часовые каждому прохожему.

Слух о том, что арестованных избивают, разнесся повсюду. Рабочие предложили профсоюзу предъявить протест карателям и потребовать от них человеческого обращения с арестованными. Председатель профсоюзного комитета Минцевич составил петицию, собрал множество подписей и сам обратился к начальнику карательного отряда Шалашову.

— Как вы посмели собрать подписи под такой кляузой?! — рявкнул Шалашов.

— Это собрала профсоюзная организация, чтобы убедить вас. А я выполняю волю профсоюза, — ответил Минцевич.

— Какое дело профсоюзу до политики? Вам известно, что профсоюзам запрещается вмешиваться в политические дела?

— Да. Но это просто гуманность, требование обращения с людьми по-человечески.

— Мне все ясно! Можете идти!

Минцевич ушел. А в следующую ночь арестовали и Минцевича. Каратели вывели Минцевича из умовского дома со связанными руками.

— Вас пешком сопроводит конвой на станцию Кропачево. Оттуда поездом отправят в Омск на суд, — объявил Шалашов.

…Поселок спал. Сыпал пушистый снег. Потеплело. Пятеро конвоиров, вооруженных шашками и наганами, повели Минцевича за реку Сим. Конвоиры подгоняли арестованного.

— Быстрей, быстрей шагай!

— Куда торопиться? За ночь дойдем.

— Не рассуждай!

Перешли реку, поднялись на крутой берег, прошли мимо новых домов, миновали поселок и дошли до тропы, сворачивающей в сторону умовской дачи.

— Поворачивай направо.

— Почему? Дорога идет влево.

— Не рассуждать, пойдем через дачу.

Минцевич, недоумевая, свернул направо.

— Развяжите мне руки.

— Сейчас.

Двое конвоиров подошли вплотную к Минцевичу. Прошли несколько шагов.

— Ну, чего же вы не развязываете?

В ответ конвоиры столкнули Минцевича с тропы вправо. Минцевич шагнул дальше по глубокому снегу, пытаясь выбраться из какой-то ямы, в которую его столкнули.

— А-а, ты бежать? Руби его!

Взвизгнула в воздухе шашка. Еще и еще… Удары стали частыми. Минцевич упал. Озверевшие конвоиры изрубили его. К утру вырос бугорок, скрывший кровавые следы гнуснейшего преступления.

Карательный отряд продолжал свое подлое дело. Арестовали начальника почты.

— Ну-с, господин Разуваев, расскажите, кому вы передали текст моего письма об аресте большевиков? — спросил Шалашов.

— Я не понимаю вас, господин Шалашов.

— Ах, не понимаете. Вот это вы читали? — Шалашов показал свое письмо, адресованное Базунову.

— Читал.

— По какому праву?!

— По праву цензора, вскрывающего всю простую почту.

— А секретные донесения и телеграммы переписывали тоже по праву цензора?

— Это ложь. Я честно выполнял свои обязанности начальника почты и больше ничего.

— Вы будете отвечать по существу?!

— Мне нечего сказать.

— Ну, тогда мы поможем. Увести и согреть этого «честного» начальника.

Через полчаса к Шалашову снова втолкнули Разуваева. Но он уже не мог ни стоять, ни сидеть.

— Эк, черти, перегрели. Унести!

Избитого, без сознания, Разуваева увезли в Ашу. На другой день из Аши Шалашов получил телеграмму:

«Разуваевым покончено, расстреляли».

Шалашов прочитал и бросил телеграмму на стол, как пустяковую бумажку.

В это время в кабинет вошел куренный мастер Садов Дмитрий Петрович.

— Что вы хотели сообщить мне, господин Салов?

— Я говорю, господин Шалашов, что большевики убили моего сына Василия.

— Ну это же было в прошлом году. Чего же вы хотели сказать о сегодняшнем?

— А сегодня большевики скрываются в избушках дровосеков на моем участке. В Казамаше, верстах в тридцати от Сима. Там выжигают уголь наемные люди.

— Как вы узнали о большевиках?

— Я привез хлеба, мяса, словом, продукты углежогам и дровосекам. Роздал им, у меня еще осталось. Ну, ко мне и пришли эти самые большевики. Продай, говорят. Я им и продал остатки.

— Много ли их там? Кого вы знаете лично?

— Много ли, не знаю. Я видел этого, ну у которого плечи косая сажень и ростом он полторы сажени, как его, хохла, Мосур Родиона. Он, говорят, у них главный.

— Хорошо. Как туда добраться?

— Завтра туда поедут углевозы, могут довезти и вас.

Отряд карателей во главе с офицером Ахмедьяновым разместился в глубоких угольных коробах, закрылся угольной сеткой и незамеченный никем выехал из Сима.

К месту расположения группы Мосура каратели приехали ранним утром. Партизанские патрули приняли обоз за углевозов и допустили карателей к своей избушке. Вдруг из коробов выскочили люди с винтовками. Ахмедьянов первым ворвался в избушку и столкнулся с великаном.

— Руки вверх! — крикнул Ахмедьянов и в ту же секунду пошатнулся, на его голову опустился увесистый кулак Родиона, но падая, офицер выстрелил. Мосур одним ударом убил его и свалился замертво сам. Долго раздавались выстрелы в морозном воздухе. Партизаны ушли в глубь леса.

Вслед за первым в Сим прибыл второй карательный отряд под командованием Монича. Каратели каждый раз входили в Сим, как в хорошо защищенную крепость. Воинский эшелон высаживался на станции Симской и оттуда девять верст до завода вел наступление по всем правилам военного искусства: впереди шла разведка, за ней отряд в полной боевой готовности — с винтовками на изготовку и с пулеметами.

Тех, кого каратели считали большевиками, им не удавалось взять с налету. Предупрежденные Изместьевым, это он делал, боясь мести, большевики уходили в лес или прятались в укрытиях. Почти у каждого подпольщика, который оставался в поселке, имелась на всякий случай нора у соседа или укрытие в самом заводе. А на случайно захваченных молодых рабочих каратели состряпали дело. Привлекли троих. Четвертый, Лаптев, убежал.