Московский Монмартр. Жизнь вокруг городка художников на Верхней Масловке. Творческие будни создателей пролетарского искусства - Татьяна Васильевна Хвостенко

бы организовать в Москве музей преступников, в котором поместить портреты Сталина, Молотова, Белобородова… – говаривала Нисс-Гольдман. – Это было бы поучительно для будущих поколений… Глупо и ненужно уничтожать их портреты – это история, и ее нельзя ни повторить, ни изменить. Но лица злодеев этой эпохи должны быть известны потомкам».

Друзья в беде

Нина Ильинична рассказывала, как в 1943 году к ней прибежала ее молодая приятельница Марина Миронова (ученица Льва Бруни) посоветоваться, как спасти брата: он на фронте пытался имитировать ранение и выстрелил в себя. По законам военного времени за самострел его могли расстрелять. Нина Ильинична тут же составила бумагу-ходатайство от московских художников и отправилась собирать подписи. Откликнулись все – никто не отказал.

Она приехала на дачу к Александру Михайловичу Герасимову (в то время президенту Академии художеств). Александр Михайлович, который любил разыгрывать из себя мужичка-балагура, лежал на печи в какой-то овчине. Услышав, в чем дело, слез, прочитал бумагу и молча подписал.

Потом подписали Грабарь, Сергей Герасимов, Борис Иогансон и другие. Участь брата Мироновой, благодаря этой бумаге, была менее сурова: его отправили в дисциплинарный батальон, и он остался жив.

Так что в критической ситуации, как говорила Нина Ильинична, художники забывали свои обиды и помогали попавшему в беду.

Петр Митурич

Известный график Петр Васильевич Митурич был женат на сестре Велимира Хлебникова, Вере Владимировне, и обожал ее всю жизнь. Часто вспоминал, как они познакомились: Вера пришла к нему однажды с букетом цветов и рассыпала их по комнате. Отношение к людям у Митурича определялось тем, как они относились к его Верочке. В 1916 году Нина Ильинична увидела на выставке работы Веры Хлебниковой и похвалила их кому-то из своих знакомых, те передали ее отзыв Митуричу, и он в тот же день пришел к ней в мастерскую – поблагодарить, хотя они даже знакомы тогда не были.

Нина Ильинична считала Веру весьма странной, малоприятной особой: очень замкнутая, почти нелюдимая, она сторонилась людей. Когда, например, кто-то приходил к Митуричам в гости, Вера пряталась за шкаф. Львов называл ее «Фея-вея». Но художницей она была замечательной, Нина Ильинична даже сравнивала ее с Ван Гогом и полагала, что истоки всех живописных исканий Митурича лежат в творчестве его жены.

Сам Петр Васильевич Митурич всю жизнь находился под сильным влиянием личности и творчества «будетлянина» Велимира Хлебникова. Нина Ильинична подсмеивалась над всякими такими словечками, но все-таки считала, что встреча этих двух замечательных людей сама по себе знаменательна. Она говорила, что Митурич обожал стихи Хлебникова, но не знал ничьих других и не переносил Маяковского, потому что тот «обобрал» Хлебникова. В общем, как говорила Нина Ильинична, все было очень трогательно.

В 1940 году Вера Владимировна умерла; сын Петра Васильевича и Веры Владимировны, Май, был в то время еще подростком. После похорон Петр Васильевич взял сына за руку и повел в кино – этим он хотел показать ему, что жизнь продолжается.

Мая Митурича Нина Ильинична не любила, считала, что он подражает во всем своему дяде, Велимиру Хлебникову, хочет казаться не от мира сего, а на самом деле очень практичен. Она частенько говаривала, что Май Митурич и «Ванька Бруни»[9] всю жизнь спекулировали своим фронтовым прошлым и получали жизненные блага, которых так не хватало их отцам-гениям.

После смерти Веры Владимировны Митурич пришел к Нисс-Гольдман и сказал: «Нина Ильинична, я на вас жениться не могу». Она вспоминала: «Я обомлела. Почему он решил, что должен на мне жениться, я так и не узнала». Вскоре Петр Васильевич выписал из другого города одну свою старую приятельницу, женился на ней и прожил с ней еще много лет, до самой смерти.

Вера Мухина

Нина Ильинична обладала прекрасной памятью; в свои девяносто восемь лет она легко вспоминала мельчайшие подробности из своей жизни. Так, однажды она рассказала, как познакомилась с Верой Мухиной.

Это было еще в Париже. Работавший вместе с Нисс-Гольдман скульптор Сергей Федорович Булаковский заболел туберкулезом. Денег на лечение не было, и Нина Ильинична пошла с шапкой по мастерским. Художники – в основном народ бедный, бросали кто франк, кто два, а Вера Игнатьевна подала целых двадцать франков! На собранные деньги Булаковского отправили в Швейцарию, где он пробыл год, вылечился и здоровым вернулся в Париж. А дружба Нины Ильиничны с Мухиной с тех пор не прекращалась. Нина Ильинична называла ее лучшим русским скульптором, хотя как-то в разговоре обронила, что у Мухиной «дешевый динамизм» в скульптуре. Вообще Веру Мухину она считала истинно русской женщиной, и когда кто-нибудь возмущался таким определением, Нина Ильинична, уже за глаза, говорила: «Дураки, они не понимают, что это большое достоинство Веры – ее русский характер».

Вера Игнатьевна была дочерью богатейшего купца Мухина, который оплачивал образование дочери. Нина Ильинична, в отличие от многих своих товарищей, тоже в Париже не бедствовала: она получала от отца через Лионский кредит ежемесячно 150 рублей золотом. В то время это были очень большие деньги, их с лихвой хватило бы на роскошные туалеты, но роскошь ее совершенно не привлекала. Она одевалась очень скромно, питалась в дешевых кафе.

В 1927 году Мухина привезла показать своему учителю Бурделю «Крестьянку», с которой все очень носились. Он посмотрел и сказал: «C'est un peu sec» – немножко суховато. Когда Мухина вернулась в Россию и московские художники собрались на встречу с ней послушать о Париже (в это время «железный занавес» стал стремительно опускаться), Вера Игнатьевна простодушно рассказала, как отозвался Бурдель о ее скульптуре. «Я прямо рот разинула», – вспоминала Нина Ильинична. Такая откровенность могла изрядно повредить карьере Мухиной.

Как-то Иофан, занимавшийся советским павильоном на Всемирной выставке 1937 года в Париже, сокрушенно пожаловался Нине Ильиничне, что не знает, кому поручить исполнение скульптурной композиции, которая должна была венчать павильон. Нина Ильинична посоветовала пригласить Веру Мухину. Иофан обрадовался этой идее и тут же пригласил Веру, и действительно, она не подвела: так появились знаменитые «Рабочий и колхозница». Нина Ильинична говорила, что Вера использовала в этой композиции античный мотив «тираноубийцы». И если про ее «Крестьянку» Бурдель сказал: «Немного суховато», то, увидев «Рабочего и колхозницу», Барбюс отметил, что в этой вещи нет момента статики. Нина Ильинична поясняла эту мысль со свойственными ей остроумием и сарказмом: «Вперед, вперед, а куда – вперед?» И добавляла, что Лева Бруни называл Барбюса – Барбос.

Нина Ильинична говорила, что любит, когда палец «чем-то оканчивается», поэтому она до последних дней носила на одной руке старинное тяжелое кольцо с алмазом в жемчугах, а на другой – кольцо с древнегреческой геммой из раскопок, купленное на Арбате у старого еврея-ювелира. Когда они с Мухиной сидели на собрании в МОСХе, Вера всегда косилась на эти кольца, так как сама любила