Стивен Кинг за железным занавесом (история книг С. Кинга в СССР и России, 1981-2025) - Ернар Шамбаев

Говоров стал монстром, сошедшим со страниц собственных книг. Его история – пример того, что литература, способная погружать нас в миры тьмы, требует от читателя зрелости и ответственности. Вопрос о том, насколько Кинг виноват в действиях своих «учеников», остается открытым. Может ли автор предвидеть, как его произведения повлияют на общество? Должен ли он ставить рамки для своего творчества? Сложный вопрос. Но в одном можно быть уверенным: ни одна книга не может заставить человека так поступать, если этот монстр не жил в нем изначально.

История непонимания

Стивен Кинг крайне редко давал интервью российским журналистам, и каждое такое общение становилось событием. Одним из немногих случаев стала его беседа с Ольгой Дмитриевой, корреспонденткой «Российской газеты», в ноябре 2006 года в Лондоне. Это интервью прошло в рамках промо-тура, посвященного выходу романа «История Лизи» (правильнее – «История Лиси», но «АСТ» с Вебером, как всегда, отличились).

Интервью запомнилось острыми комментариями Кинга о политике, что, впрочем, для него не было редкостью. В ответ на вопрос о самых больших страхах и тайнах в его жизни Кинг затронул темы, волновавшие не только его, но и всю Америку в начале XXI века.

«Ольга Дмитриева: У вас репутация мастера ужасов и страхов, порождаемых чем-то неведомым, тайным. А что самое страшное для вас самого в этом мире? И что есть для вас самая большая тайна?

Кинг: До вчерашнего дня самой страшной вещью в этом мире для меня был Джордж Дабл-Ю Буш. И когда я, проснувшись утром в Лондоне, узнал, что американские избиратели щелкнули его по носу, я почувствовал невероятное облегчение. А когда в ходе приема в издательстве я услышал новость об отставке Дональда Рамсфелда, первое, что пришло мне в голову, это фраза из "Волшебника Изумрудного города": "Ведьма мертва".

Не скажу, что я так уж скверно отношусь к Бушу. Но что мне на самом деле не по душе, что откровенно пугает меня, это концентрация в руках политика всей этой махины военно-промышленного комплекса. Но, пожалуй, еще больше беспокоит меня то, что американская общественность была не слишком озабочена всем этим, что она сделала слишком мало и позволила Бушу выиграть в 2000 году. Позволила произойти тому, что он сумел обернуть эти менее чем 600 голосов в свой мандат на власть. Вот каковы мои страхи. Что же касается самой большой тайны для меня… Это – смерть. То, что происходит с нами, когда мы умираем…»[77]

В литературных кругах – от университетских кафедр до онлайн-курсов «Как стать писателем за три недели» – давно укоренилась идея, что автор должен писать прежде всего о том, что по-настоящему волнует его самого. Совет этот звучит почти как аксиома: «Пишите только о том, что вам самим интересно». Предполагается, что если писатель горит темой, если она ему близка и дорога, то и текст получится живым и подлинным, а значит, и читателю будет интересно.

Мысль красивая. В ней есть правда, но далеко не вся. Потому что как раз случай с «Историей Лизи» показывает: даже самый личный, выстраданный роман, написанный искренне, с любовью, с глубоким внутренним участием, вовсе не гарантирует отклика у читателя.

Стивен Кинг неоднократно называл «Историю Лизи» одной из своих самых любимых книг. Он писал ее вскоре после тяжелой болезни и признался, что в процессе много думал о своей жене Табите. Он даже говорил, что этот роман – «самый личный» из всех его произведений. Это была попытка представить, что останется после него, и не как писателя, а как мужа. «История Лизи» – это книга о трауре, боли, совместной жизни, которую по-настоящему понимают только двое. Это роман любви, но не страстной и глянцевой, как на обложках дамских романов, а зрелой. Кинг писал о том, что знал и чувствовал. Он писал то, что волновало его самого до слез.

А российские читатели? Заскучали.

Они отнеслись к книге с недоумением. Она показалась им затянутой, трудной, странной. «История Лизи» не сыскала популярности в России. На и без того лишенный динамики текст наложился перевод Виктора Вебера – получилось что-то, с трудом читаемое и едва перевариваемое. Как заметил один из критиков, «через текст приходится продираться». Синтаксические чудовища, тяжеловесные конструкции и ужасающие словесные монстры – все это превращало чтение в испытание.

Такое восприятие сказалось и на судьбе книги. Роману оказали холодный прием в России.

Показательно, что за эту работу (и за «Мобильник») в 2008 году Виктор Вебер был номинирован на антипремию «Абзац» – за худший литературный перевод года. Правда, в жесткой, упорной борьбе уступил кому-то другому.

По-хорошему, после Вебера Стивена Кинга нужно переводить заново, но вот беда: кто способен взяться за такую задачу?

Новый переводчик должен обладать целым набором безусловных качеств. Прежде всего – превосходно писать по-русски. Не просто грамотно, а литературно, живо, с чувством стиля, с пониманием ритма и интонации фразы. При этом он обязан блестяще владеть английским, и не только академическим, но разговорным, уличным, региональным, слабоцензурным и подвижным языком, на котором говорят герои Кинга.

Он должен быть экспертом по американским реалиям – чувствовать особенности эпох и отличать Мэн 50-х от Мэна 90-х. Ему нужно великолепно ориентироваться в постоянно меняющейся американской культуре и, разумеется, владеть американскими идиомами, от классических до новейших сленговых выражений.

И, что очень важно, этот человек должен жить в мире Кинга. Знать всю Вселенную его героев. Прочитать не только то, что надо перевести, а вообще всего Кинга. Понимать вечно возвращающиеся темы.

И вот тут мы подходим к главному вопросу: где взять такого маньяка?

Где найти человека, который согласится на годы уйти в добровольное изгнание – в мир перевода и тысяч страниц текста? Кто сможет (и захочет) перевести Кинга заново, с уважением к автору и читателю? На сегодняшний день ответ очевиден: такого человека попросту нет.

А Кинг всё пишет, и страницы его множатся…

«Стивен Кинг – антисемит»

В 2007 году в российском литературном пространстве произошла очередная изощренная и двусмысленная провокация от Льва Гурского. Писатель, критик, сатирик, интеллектуальный затейник и литературный хулиган Роман Арбитман – более известный широкому читателю под псевдонимом Лев Гурский – выпустил сборник пьес под названием «Наше всё – всё наше. Под колпаком у Яши и Максима: русско-еврейские исследования в мире книг» (с отсылкой на знаменитую фразу «Пушкин – наше всё»). Эта книга, насквозь пронизанная черным юмором и абсурдным гротеском, объединила двух главных героев из разных циклов Гурского – сурового ФСБшника