Дети русской эмиграции - Л. И. Петрушева

Приехав в Константинополь, стали на рейд и простояли приблизительно месяц. От трюмного житья люди стали похожи на зверей, которых еще вдобавок заедали насекомые.

Транспорт был выгружен в Стамбуле, и наш караул отправился обратно в училище на «Мечту». Вскоре мы выгружались в Галлиполи, была осень, шли дожди, и приходилось спать на земле, так как палаток еще не было. Голод, холод, слякость и многое другое, о чем не приходится и писать. Наш лагерь расположили в 7 верстах от города, в долине «Роз и смерти», так называли ее англичане, которые не выносили лихорадки, укусов змей и скорпионов, которых здесь было множество. То, что здесь пришлось пережить, трудно описать пером.

Остроградский

Мои воспоминания от 1917 года до поступления в гимназию

Весь 1917 и 1918 годы прошли для меня сравнительно хорошо. Жизнь моя протекала в эти годы спокойно, хотя и были трудные минуты. Когда началась революция и дошла до конца 1918 года, жизнь пошла все хуже и хуже. Притеснения от большевиков становились невыносимые. Так как мой брат был в то время офицером, и его преследовали с целью убить, то и мне приходилось несколько раз попадать под пули врагов. Но несмотря на все преследования, я остался жив. Когда пришли добровольцы, брат по призыву должен был идти в армию. Я пока оставался дома продолжать образование. Когда же большевистские отряды начали приближаться к нашему городу Кременчугу, и армия должна была отступать, то я не нашел возможности оставаться дома и принужден был уйти с отцом и с братом в армию. Наша Добровольческая армия отступала по направлению к Одессе. По дороге часто приходилось быть окруженными большевиками, но с Божьей помощью удавалось пробиваться через банды. В Знаменке нас в туманный день окружили махновцы. Я с братом должен был идти в одну сторону в бой, а отец – в другую. Я и мой брат пробились с войсками и таким <образом> спаслись от смерти. Отец же попал в плен к махновцам. С тех пор отступать пришлось только с братом. Участь отца нам не была известна. Наконец нам пришлось добраться в Одессу. Но и здесь не было покоя. Наша часть была разбита. Я и брат спаслись и должны были отступать с другими частями. Восставшие в Одессе нас половину перебили, и остатки погрузились на пароход «Николай». Отсюда мы, под обстрелами орудий и пулеметов, уплыли в Крым. Всю дорогу голодали ввиду отсутствия съестных припасов. В Севастополе брат заболел, и я должен был отправиться на Перекопские позиции без брата. На позиции приходилось быть на волоске от смерти. Терпел голод, холод, жажду и всякие лишения. Бог спас, и я благополучно эвакуировался с войсками в Галлиполи. Нас высадили в разваленном городишке и поместили ночевать между развалинами. Съестных припасов не было, только после французы начали выдавать галеты и консервы. В этом городе мы пробыли два дня. Затем нас отправили из города в долину «Смерти и роз» для построения наших жилищ. Французы нам дали палатки, и мы принялись устраивать свои жилища, палатки. Спать в первое время приходилось на мерзлой земле. Так как я во время вылазки из парохода в Галлиполи разгружал винтовки, то все вещи мои пропали. Я остался без шинели, в одном только лишь френче, и поэтому мне пришлось действительно спать, как собаке. Друзья не могли мне помочь, так <как> каждый от холода не знал, что делать. В результате я заболел. Во время моей болезни нам пришли шинели и вообще обмундирование. Теперь стало легче. Жизнь по выздоровлении стала налаживаться. Начали строить перед палатками дорожки, а также и в самих палатках – с гор нанесенные палки и сухая трава обогревали ее. Начали выбирать лучших солдат, офицеров и вольноопределяющихся в учебные команды. В число их попал и я. Учебные команды в Галлиполи были опорой всей армии. Здесь, во-первых, была строгая дисциплина во всех отношениях, во-вторых, самая жизнь проходила не так, как в других частях. Дневной паек наш был следующий: утром выдавали хлеб на 5 человек, а иногда и на 6 человек, затем чай с ничтожным количеством сахара, хлеба обыкновенно хватало только лишь к чаю, а обед (который назывался только обедом) приходилось есть без хлеба, и, конечно, весь день до следующего утра приходилось голодать. Второй чай, который был, не мог утолить потребность в хлебе. Для спанья мы нашли в горах кустарники, из которых и пришлось делать кровать. Печь в палатке была из камней и из грязи. Дрова для отопления мы находили также в горах.

В команде строевые занятия продолжались 4 часа. Затем 4 часа словесных. Все это исполнялось с большим трудом, так как голодному лазить по горам и по оврагам на строевых занятиях было чрезвычайно трудно. От голода подкашивались ноги, и сил совершенно не было. Так как я хотел учиться, то, несмотря на все трудности, я все уставы учил отлично. Офицеры, которые преподавали уставы, всегда ставили меня в пример. Экзамен я выдержал отлично. По всем уставам у меня было 12, кроме «внутреннего», я имел за него 11. О судьбе брата ничего не знал. Затем я получаю письмо, адресованное на имя командира полка. Письмо это пришло из Константинополя. Он разыскивает меня. Я списался с ним и узнал, что он был ранен в обе ноги и эвакуировался с ранеными в Константинополь. Ему удалось выхлопотать визу, и он неожиданно для меня приехал в Галлиполи. Затем, по просьбе брата и моей меня уволили совсем от военной службы как несовершеннолетнего. Я уехал с братом в Константинополь и поступил в гимназию. Жил я в общежитии между беженцами. Первое время, пока у брата были деньги, жилось хорошо. Потом же, когда деньги истощились, мне пришлось ходить в гимназию и зарабатывать денег для пропитания. Вообще, пришлось за все время революции и скитаний пережить много невзгод и лишений. Всего я записать не мог, а это лишь верхушки. Участь родителей мне неизвестна, а также и брата.

Шевченко

Мои воспоминания с 1917 года до поступления в гимназию

Революция захватила меня в одной из южных станиц Дона, помню, я был тогда еще маленьким и себе точно не отдавал отчета, что творилось вокруг меня. В ушах моих весь день гудело (27 февраля 1917 г.): «свобода», «побили министров» и т. д. Этот день