Я не вру, мама… - Тимур Нигматуллин

поднимали буграми покрытую снегом землю, образуя впадины и уютные лежанки. Из одной из таких лежанок торчал синий «петушок» алиевской спортивной шапки.

Колея вела в обход тополя, выходя сразу на реку, и Алиев оказался справа. Он молча сидел в сугробе и крутил перед собой обломок лыжи, словно не веря, что она сломалась и теперь это просто деревяшка.

– Жалко лыжу, – притормозил я около тополя, – хорошая.

– Отец убьет, – сказал Алиев и шарахнул обломком по дереву. – За ноги повесит на этом суке и убьет!

– Тебя? За лыжу?

– Не меня, – Алиев покрутил головой по сторонам, – этих придурков убьет. Вот так! – И он снова постучал обломком по тополю.

– Алиса далеко? – Я решил больше не задерживаться и, глубоко вздохнув, покатил дальше по пологому скату заснеженного Солдатского пляжа.

– Вон! – крикнул Алиев мне вдогонку. – К мосту уже подбирается!

Автомобильный мост был практически финишем нашей гонки. От него рукой подать до бетонных блоков, а там уже и натянутая Булатом Сериковичем синяя изолента.

– Я всем уже объяснил, – выталкивая меня на лыжню, сказал физрук, – но тебе как опоздавшему и особо опасному человеку повторяю: ленту не рвать! Она у меня на все классы должна быть использована. Если первым добежишь, то просто дотронься. Понял? Держи палки!

– Понял! – кивнул я и взял две лыжные палки в руки. – А чего они разные?

Булат Серикович промолчал и, взглянув на меня, чему-то улыбнулся.

Бениславская шла красиво. Под лучами зимнего солнца в своем алом дутом лыжном костюме и легкой бежевой шапочке с фиолетовым помпоном она, казалось, не бежит, а парит над лыжней, сливаясь с уходящим вдаль горизонтом. Она напомнила мне оленя из мультика про Серебряное копытце, который, не касаясь земли, легко перескакивает с одного холмика на другой. Так и Алиса еле заметным движением рук переставляла поочередно левую и правую палки и все выше и выше поднималась к небу. Я же, как настоящий монгольский мерген Бямбасурен, по-настоящему вспотел, выдохся и высунул язык наружу, но не оставил надежды догнать свою добычу.

Жадно вдыхая воздух, я выдыхаю его через широкие азиатские ноздри и прищуриваю глаза, чтоб в очередной раз набраться сил для рывка. Расстояние до моста не больше полета стрелы, и здесь главное для охотника – не промахнуться. Я подбрасываю в воздухе лыжную пику, ловлю ее над головой и делаю сильный замах в сторону ускользающей добычи. Замираю, и…

– Ай! – крик Алисы разнесся над всем Ишимом. – Больно!

Алиса сидела на мосту, откинувшись на железную ограду. Лыжи ее были аккуратно сложены одна на другую и вместе с палками лежали неподалеку. Сама она виновато улыбалась и показывала на левую ногу.

– Представляешь, Муратов, я только поднялась на мост, как вдруг левая нога… – Алиса поморщилась, не договорив.

– Что левая нога? – Я положил свои пики рядом с ее лыжами. – Сломала?

– Как будто стрельнули в нее. Больно так… – Алиса вновь поморщилась и осторожно дотронулась до ботинка.

Я взглянул на пику и сказал:

– Как будто пикой ткнули?

– Точно, пикой! – подтвердила она и пальцем показала место, куда якобы воткнулась пика. – Под пятку удар был.

Как на моем месте поступил бы настоящий монгольский мерген Бямбасурен, я не знал и поэтому предложил Алисе подняться. Могло быть совпадением то, что Алиса подвернула ногу в тот миг, когда я замахнулся пикой как копьем? Могло! Но не кидал же я, в самом деле, лыжную палку в Бениславскую. Так, прицелился просто.

Алиса поднялась, опираясь на меня, осторожно ступила на левую ногу. Перенеся вес, она слегка надавила на нее, затем отпустила мою руку и шагнула.

Я оглянулся в сторону реки. Группа лыжников, сравнявшись со старым тополем, взяла передышку и, видимо, расспрашивала у Алиева, что случилось. Если мы с Алисой задержимся здесь еще на пять минут, то расспрашивать будут уже нас, и кто-то из этих канадцев и норвежцев придет к финишу первым.

– Вроде прошло. – Бениславская вставила ботинок в лыжное крепление. – Ты беги, а то я тебя обгоню.

– Вряд ли, – усмехнулся я, – я же тебя догнал!

Бениславская тоже усмехнулась:

– Ну, побежали тогда. – Не дожидаясь моего ответа, она плавно оттолкнулась и покатила вперед.

На мосту лыжни не было. Тут можно не дышать друг другу в спину, а идти рядом, набирая силы для финишной прямой.

– Вот здесь я спас Иваниди! – показываю я Алисе место нашего прыжка с моста. – Он уже утонул, но я его поймал за волосы и вытащил вон туда, – киваю на левый берег Ишима.

Бениславская молчит. Руками крепко палки держит и так же крепко от снега отталкивается.

– Потом еще раз нырнул, – продолжаю я, – и сундук нащупал. Ручка на нем висела. Слышишь?

– Угу, – говорит Бениславская, не разжимая рта.

– Колчак когда уходил, золото в Ишиме затопил. Тот сундук – его. – Говорить как Алиса я не умею, пар валит изо рта, как у паровоза на полном ходу, и у меня все чаще перехватывает дыхание.

Рано или поздно Алиса сорвется и начнет возмущаться моим враньем. Но мне только этого и надо. Едва она собьется с ритма, я резко перейду на ее полосу и перегорожу дорогу к финишу. А там главное шире палками раскидывать, и никто уже не обгонит.

– Еле-еле я его на берег вытащил, – поворачиваю лицо к Алисе в надежде на ее крик возмущения, – тяжелый, зараза. А на сундуке замок висит. Вот такой. – Я оторвал обе палки от снега и размахнулся ими в стороны.

Алиса даже не взглянула на меня.

Пришлось пойти на хитрость. Немного ускорив шаг, я обогнал ее на корпус и резко развернулся. Алиса от неожиданности встала как вкопанная и, оперевшись на палки, посмотрела на меня.

– Иваниди нашел камень… – Я чуть согнулся от сдавившего грудь воздуха и замолчал.

– И что? – спросила она таким тоном, будто я ей рассказывал не про клад и Колчака, а про свои двойки по математике. – Ты, Муратов, думаешь, что мне больше делать нечего, чем реагировать на твое вранье и фантазии? Ври себе на здоровье. Мне до этого давно уже нет никакого дела. Дай дорогу!

Я от неожиданности опешил и выпрямился.

– Я не вру. Честно.

– Рада за тебя, – твердо сказала она, – твое дело, врать или не врать. Только твое. Хочешь – ври. Хочешь – не ври. Хочешь – спасай Иваниди. Хочешь – Колчака. О себе не забудь.

– А как же ты? – растерянно спросил я. – Я же донор. Если я буду врать, то ты того…

Алиса подняла правую руку и слегка отвела ее за спину.

– Если ты продолжишь стоять тут,