Юрий Щербак - ЧЕРНОБЫЛЬ

Первых было двадцать шесть человек. Я ходил наверх к ним.

Мы их не очень-то расспрашивали, было не до того. Все они жаловались на головные боли, слабость. Была такая головная боль, что стоит здоровый двухметровый парень, буквально бьется головой о стену холодную, говорит: "Так мне легче, так меньше болит голова".

Ну, мы сразу начали им делать гемадез, переливать глюкозу. Всех сразу положили на капельницы, организовали ото хорошо. Я бегал между блоком и отделением. Поскольку я работаю в больнице уже три года, всех знаю, где что взять - знаю, я ходил за системами, всякие технические дела, то да се. Был там мой однокурсник, Андрей Савран. Он тоже работает в реанимации, только в общей. Он в принципе в тот день не работал, просто зашел на кафедру забрать свои фотопринадлежности. Ну и остался работать. Раз надо - то надо. Врачей и персонала было там очень много.

Больные сказали нам, что горит, что взорвался реактор, что песок грузили, а что там конкретно - не было времени поговорить, да и состояние у них такое, что не до разговоров.

Дежурил я до утра. На следующий день пошел, как обычно, на лекции в мединститут. Первого мая я снова дежурил, но уже в кардиоблоке. Знал, что больных уже больше и что собираются для них освободить еще один этаж. Восьмой.

Второго мая по телевизору сообщили, что в район Чернобыля прибыли Е. К. Лигачев и Н. И. Рыжков, и я подумал, что без нас, студентов-медиков, не обойдется, раз уже на таком уровне дело идет. Чисто аналитически я высчитал, что намного легче собрать организованных студентов, чем врачей по больницам. А четвертого мая утром, во время первой лекции, пришел наш замдекана и сказал, чтобы собирались парни, что в одиннадцать часов мы уезжаем. Я пошел домой, взял куртку, свитер, штаны, кроссовки, рюкзак, шапку, чего-то поесть… Посадили нас в шикарный автобус, который возит интуристов. Туда хорошо ехали. А возвращались оттуда сорок человек в автобусе на восемнадцать мест. Ладно. Переживем.

Собрались мы в мединституте перед отъездом возле кафедры радиологии, там нас всех измерили. Объем работ поначалу не был известен. Говорили о работе в стационарах, госпиталях - вплоть до того, что землю грузить и траншеи копать.

Я взял с собой два операционных костюма и маски на всякий случай.

Сели в автобус, настроение веселое, шутили. Перед отъездом нам дали калий йод. Там один деятель на нас накричал: "Когда эти бездельники уже уедут?" - так ему на голову кто-то через окно вылил из мензурки этот калий йод, когда автобус отходил. Смеялись страшно.

Приехали в Бородянку, в районную больницу. Нас распределили по селам, по больницам. Подошел к нам один очень важный медицинский начальник из Москвы, слегка "под газом". Рассказал, чем будем заниматься, мол, что сегодня начинается эвакуация 30-километровой зоны. Кто-то из наших спрашивает: "А как насчет сухого закона?" Он говорит: "Ребята! Сухого закона в прилегающих районах нет. Пейте, сколько выпьете. Лишь бы могли работать. Только помните, что вы студенты-медики, и не падайте лицом в грязь, потому что она радиоактивна".

Нас повезли по селам. Из села в село перевозили, оставляли для усиления медперсонала. Я попал в Клавдиево. Разместились в больнице, в палате. Мы вдвоем с приятелем, Мыколою Михалевичем из Дрогобыча. Положили вещи, это уже было ночью, и поехали на дорогу. Стали там, чтобы контролировать машины, которые ехали из Чернобыльского района. У нас был один дозиметр стационарный, на кабеле, от машины работал, и два ДП-5 на батарейках было. Ночью часов до двух мы простояли, потом главный врач нас забрал и до шести утра я поспал. А в шесть часов он говорит: "Хлопцы, кто-то один, пойдем со мной". Я привык на работе так резко вставать, говорю: "Я поеду". Поехали куда-то далеко, на дорогу. Помню - поле, а в поле стоят дезинфекционные камеры, пожарная машина, стоит стол, на столе стаканы и хлеб. И "скорые помощи" - из Полтавы и Житомира.

Там мы проводили дозиметрический контроль - проверяли фон в автобусах, машинах, на одежде людей.

Работал я там с семи утра пятого мая до десяти часов утра шестого мая. Полные сутки с довеском.

Было прохладно, и я на куртку накинул медицинский халат. Но это не только для того, чтобы видели, что я медик, а чтобы не наехали. Потому что белый халат на дороге хорошо видно - затормозят или объедут.

Сначала движения особого не было. Летали над нами большие военные вертолеты, в камуфляже, они очень быстро летают. Летали над головами низко, уши закладывало. Движение на дороге как-то пульсировало. Большая волна пошла с десяти часов утра до часу дня. Шли киевские автобусы, в основном "Икарусы", в колонне по семнадцать - двадцать машин, были автобусы обуховские, новоукраинские - знакомые все места, потому я запомнил.

В автобусах сидели люди. В основном из села Залесье. Это в двенадцати километрах от Чернобыля, колхоз "Перемога". Тогда еще не все выехали, потому что часть людей осталась в селе - грузить скот…"

Помню, как в те дни сплошной вереницей навстречу тем, кто ехал в район аварии, шли грузовики, груженные коровами. Животные безучастно стояли в кузовах, уныло глядя на цветущие деревья, побеленные к празднику хаты и заборы, на ярко-зеленую траву и весенний разлив речушек. Возникли очень сложные проблемы с дезактивацией крупного рогатого скота, так как шерсть "набрала" достаточно радиоактивной пыли. Те же коровы, что успели попастись на лугах и полакомиться свежей травкой, еще и внутрь приняли радиоактивный йод и цезий. Таких животных убивали на мясокомбинатах, а их мясо собирали в специально выделенные для этого хранилища-холодильники, где оно должно было постепенно освободиться от радиоактивности, определяемой йодом-131 - изотопом, с коротким периодом полураспада.

М. Драч:

"В наших бригадах были еще девчата-лаборантки, они сразу брали у людей кровь на лейкоциты. Много было вещей в автобусах, и мы измеряли дозиметрами эти вещи.

Сначала образовались пробки, потом мы приспособились так, чтобы в три ряда пропускать автобусы, чтоб не было столпотворения. Один измеряет сам автобус, а двое - людей. Люди выходили из автобуса, вставали в очередь и по одному подходили ко мне. До какого-то уровня мы еще пропускали. Тех, у кого уровень был выше, - посылали на помывку, чтобы вещи от пыли отряхнуть. Был случай, когда у одного деда сапоги "считали" очень много. "Та я мыв чеботы, хлопци", - говорит он. "Идить, диду, и ще потрусыты трэба" Пошел, помыл сапоги - и у него уже был меньший уровень. Его посылали три или четыре раза мыть.

Почти не было людей в возрасте от двадцати до пятидесяти лет. Почему? Нам говорили, что они или удрали - бывало, что и детей, и родителей своих оставляли, - или остались там работать. Поэтому шли в основном старые, сгорбленные деды и бабы и маленькие дети. Еще детям щитовидную железу измеряли. Мы имели указание, что если щитовидка в два раза больше фона "считает", то этого ребенка надо госпитализировать. Я таких не видел.