Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I - Константин Маркович Азадовский

сейф Государственного Банка, погибла и около трети указателя пришлось восстанавливать по черновым карточкам. Большое количество карточек требовало проверки. Последняя работа была возложена Комиссией на С. Д. Дружиловскую[37], которая, приведя в порядок все материалы, систематизировала и переписала указатель, сверив с текстами несколько тысяч карточек, вызывавших сомнение[38].

В сохранившейся машинописной копии «Указателя» в перечне авторов значатся 19 имен путешественников (от Биллингса до Шелехова), чьи труды Азадовский и Руденко использовали в своей работе. При сопоставлении этого списка имен с университетским отчетом М. К. 1916 г. и «справкой» Руденко 1923 г. обнаруживаются разночтения. Впрочем, определить с точностью – в свете дальнейшей судьбы «Указателя» – распределение труда и долю работы каждого из составителей затруднительно.

В первой части «Предметного указателя» было представлено более 75 народов и народностей, населяющих Сибирь (в том числе великорусы, руссы и русские), сведения о которых можно было найти в трудах «старых путешественников». Внимание привлекают, однако, не буряты, зыряне или калмыки, а другие народности, куда более экзотические для современного слуха, – такие, например, как камасинцы, коняги, олюторы, омоки, угашинцы, чавань и т. п. (некоторые из этих этнических групп не сохранились до наших дней). Вторая часть представляет собой предметный указатель в истинном значении слова: в отношении каждой народности используется, по определению Руденко, «детальная схема», содержащая ряд этнографических характеристик: расселение, физический тип, род занятий (земледелие, скотоводство), пища, утварь, средства передвижения, увеселения, поверья, обряды, язык и т. д. Выстраивая этот ряд, авторы ориентировались на «директивы» Комиссии и, конечно, на первый образчик такого рода изданий, осуществленный Комиссией по составлению этнографических карт России: библиографический указатель Д. К. Зеленина[39].

В одной из статей, посвященных С. И. Руденко, сообщалось, что «было составлено свыше 20 тысяч карточек»[40]. Тот же исследователь счел нужным отметить, что указатель Руденко и Азадовского не потерял своего значения вплоть до настоящего времени («Его публикация будет полезна для всех, занимающихся изучением Сибири»[41]).

Сибирская тематика преобладает и в научной работе М. К. Вернувшись в Петроград, он восстанавливает связи с Сибирским научным кружком и в конце 1914 – начале 1915 г. выступает на одном из общих собраний с докладом «Исторические песни о переселении на Амур (1855–60 гг.)»[42]; публикация состоится лишь спустя полтора года[43]. Одновременно он продолжает сотрудничать с Обществом изучения Сибири и улучшения ее быта. Почти вся научная работа М. К. того времени имеет «сибирскую окраску». Посылая И. А. Шляпкину отчет за 1915/16 учебный год, М. К. замечает: «Знаю, что будете недовольны, увидев такое изобилие Сибири»[44].

О деятельном участии М. К. в работе Отдела этнографии Русского географического общества в 1914–1917 гг. свидетельствуют протоколы заседаний Отдела: первое зафиксированное в них присутствие М. К. относится к 12 ноября 1914 г. (заседание Комиссии по составлению этнографических карт России); в дальнейшем, судя по тем же протоколам, он регулярно посещает заседания Отделения этнографии и рабочие заседания II отдела Комиссии по составлению этнографических карт (в последний раз его фамилия упоминается в протоколе заседания от 24 ноября 1917 г. (22‑е очередное заседание Комиссии)[45].

Нельзя в этой связи не назвать и двух более молодых участников Географического общества, с которыми М. К. был в то время связан общими интересами и устремлениями. Один из них – антрополог и этнограф Давид Алексеевич Золотарев (1885–1935). Участник студенческих волнений эпохи Первой русской революции, Золотарев вынужденно провел 1904–1907 гг. в Париже, где посещал Сорбонну. В 1907 г. поступил на физико-математический факультет Петербургского университета, который окончил в 1912 г. С 1911 г. – член (а в 1916–1919 гг. – секретарь) Постоянной комиссии Русского географического общества по составлению этнографических карт; с 1913 г. – товарищ председателя Русского антропологического общества при Петербургском университете. Получив в 1918 г. профессорское звание, Золотарев преподавал затем (вплоть до своего первого ареста в 1930 г.) в Ленинградском университете и Педагогическом институте им. А. И. Герцена. В 1920‑е гг. заведовал русско-финским отделением Этнографического отдела Русского музея, а в 1928–1930 гг. был секретарем Этнографического отделения Русского географического общества[46]. Вторично арестован в 1933 г. по делу славистов; обвинялся, в частности, в «связях с закордоном» (во Франции находились два его брата). Погиб в Сиблаге.

Ни переписки, ни иных свидетельств знакомства и общения М. К. с Золотаревым в 1910‑х гг. не сохранилось. Невозможно, однако, усомниться в том, что они были близко знакомы и «пересекались» еще в студенческие годы. Несомненно и то, что именно Золотарев содействовал публикации М. К. о П. К. Русакове в ярославском журнале «Русский экскурсант», посвященном «родиноведению» и экскурсионному делу (уроженец Ярославской губернии, Золотарев уделял особое внимание изучению родного края).

В кругу сверстников М. К., увлеченных, как и он, изучением родного края, нельзя не упомянуть Николая Николаевича Лебедева (1885–1916), талантливого исследователя, организатора студенческих естественнонаучных кружков, действительного члена (библиотекаря) Русского археологического и (с января 1916 г.) Русского географического общества[47]. Сын чиновника судебного ведомства Бессарабской губернии, Н. Н. Лебедев окончил 2‑ю Санкт-Петербургскую гимназию, был в течение нескольких лет студентом Военно-медицинской академии, а в 1907 г. поступил в университет – на естественное отделение физико-математического факультета. В 1910 г. он принял участие в студенческих волнениях, был арестован и заключен в «Кресты», а затем, по распоряжению министра народного образования Л. А. Кассо, сослан на три года в Олонецкую губернию. Получив в следующем году разрешение на выезд за границу, Лебедев оказался в Германии, где намеревался поступить в Берлинский университет[48]. Весной 1913 г. вернулся в Россию.

Молодой ученый, знающий несколько иностранных языков, Лебедев вел разнообразные исследования, участвовал в научных экспедициях (Байкал, Каспийское море, юг России), часто выступал с докладами о результатах своей работы. Побывав в 1908 г. в Финляндии, он знакомил петербургских студентов «с той удивительно интересной работой, какая ведется в Финляндии в деле познания родного края»[49], рассказывал о Гельсингфорсском университете и жизни финляндского студенчества. Работая в студенческом Географическом научном кружке, председателем которого он одно время являлся, Лебедев сумел объединить вокруг себя молодых людей, увлеченных «родиноведением». В своей некрологической статье Д. А. Золотарев вспоминает о тех, кто составлял костяк этой группы (А. С. Гинтовт, М. К. Азадовский и др.), и заключает:

…мы все или почти все в значительной мере были последователями Н. Н. Лебедева. Работая в разных концах России по летам, здесь, в кружке, не без влияния брошюр Н<иколая> Н<иколаевича>, его деятельности и удивительно привлекательной личности, слились в дружную семью, где обменивались своими взглядами на задачи родиноведения, делились