Повесь луну. История Салли, которая берет судьбу в свои руки - Джаннетт Уоллс

тому, как Мэри его произнесла, поняла, что и не хочу знать. А еще она была первым человеком, который намекнул мне, что Герцог убил маму, и потом, когда я спрашивала об этом других, никто не желал и слова сказать. Мэри хотела сделать мне больно в тот день, и ей это удалось, да еще как! Но я сумела понять, что и Мэри тоже было больно. Она была изгнана, как и я. Может быть, у нас есть еще что-то общее.

А может, и нет. Может быть, Мэри стремилась отомстить за несправедливость, сотворенную с ней и ее матерью, нанести ответный удар дочери колдуньи, которая наложила заклятье на Герцога. Она вполне может просто отослать нас с тетушкой Фэй обратно в Хэтфилд и попутно избавиться от Нелл, но мы полны решимости сделать все, что в наших силах, чтобы Мэри ощутила себя желанной в этом доме.

Из окна залы я вижу черный «Студебекер» – старомодный, с латунным радиатором и фарами, – который поворачивает на подъездную аллею. В нем едет Мэри. За исключением того визита, когда родился Эдди, Мэри ни разу не приезжала в округ Клэйборн, пока не дошло до оглашения завещания Герцога. Она жила с родственниками по матери, Монтгомери, в сорока милях к востоку отсюда, в округе Мерсер, с тех пор как семь лет назад умерла ее мать. Мэри совершенно не знакома с нашими краями, не знает никого и ничего в этом округе, но теперь весь он станет ее.

Мужчина с накрахмаленным воротничком священника – колораткой – выходит из машины. Преподобный Филипп Кэнон – пастор Мэри и ее новоиспеченный муж. Мы, Кинкейды, думали, что Мэри так и не выйдет замуж, но когда до округа Мерсер дошла весть о смерти Эдди, преподобный Кэнон сделал предложение, говоря, что у Мэри должен быть муж, который позаботится о ней в диких краях округа Клэйборн. Незамужняя женщина, вступающая в права наследства, притягивает охотников за приданым, как муравьев, сбегающихся на просыпанный сахар.

Я зову тетушку Фэй и Нелл, и мы выходим на переднюю веранду. Преподобный ставит на землю огромный чемодан, Мэри берет его под руку и идет по выложенной кирпичом тропинке к ступеням. Она двигается медленно, тяжелая, но не лишенная грации женщина, вглядываясь в нас из-под черного капора темными, мрачными глазами.

– Добро пожаловать, Мэри!

Собственный голос кажется мне странным. Я в последнее время мало разговаривала, пролежав все эти дни в постели. Представляю Мэри поочередно Нелл и тетушку Фэй. Она вежливо кивает обеим и представляет своего мужа. Он красивее, чем следовало бы быть священнослужителю, его мальчишеское лицо контрастирует с густой гривой седых волос.

Я протягиваю ему руку для рукопожатия.

– Преподобный…

Он пожимает кончики моих пальцев.

– Зовите меня Филиппом.

Я отворяю дверь, и Мэри первой входит в дом.

– Приятно видеть тебя, сестра, – говорит она мне, пока Филипп помогает ей снять черное пальто. – Пусть и при трагических обстоятельствах.

– Он наложил на себя руки, – добавляет Филипп.

– Да смилостивится Бог над его душой, – качает головой Мэри.

– Эдди не был грешником, – говорю я.

– В этом вы неправы. – Тон Филиппа мягче его слов. – Посягательство на собственную жизнь – это идолопоклонство. Лишь Бог имеет право дарить и отнимать жизнь.

– Вы не можете так говорить! – Я все еще не контролирую свои чувства, и эти слова меня бесят. – Мы не знаем, что чувствовал Эдди. Что происходило в его сознании.

– Не судите и не судимы будете, – добавляет Нелл. – Простите и прощены будете.

Нелл оказывается смелее, чем я предполагала, и моя гордость за нее почти перекрывает тревогу о том, как моя сестра поступит с непочтительно огрызнувшейся горничной.

– Вы знаете Библию, – говорит Мэри, обращаясь к Нелл. – Это мне по душе.

– Мэри, – говорю я, испытывая облегчение от того, что сестра готова спустить Нелл с рук ее дерзость, – полагаю, все мы расстроены тем, что случилось.

Затем ни с того ни с сего тетушка Фэй выпаливает:

– Мне потребуется пара часов, миссис Кэнон, но к концу дня я соберу свои вещи и буду готова!

– Я поеду с ней. – Я не могу позволить тетушке Фэй снова жить одной. – Это твой дом, Мэри.

– Салли, ты моя младшая сестра. Разумеется, ты остаешься, – Мэри поглаживает меня по плечу. – Мы не в ответе за грехи наших родителей.

А потом добавляет:

– Мисс Пауэлл, мы с мужем верим в раскаяние. Прощение. Спасение. Нам говорили, что вы раскаиваетесь в своем прошлом. Вы вольны остаться.

– Мэри, – выдыхаю я, – это добрый поступок с твоей стороны, по-настоящему достойный!

– А что насчет меня? – спрашивает Нелл.

– И ты тоже, Нелл, нам предстоит много работы…

– По очистке этого округа, – перебивает Филипп.

– …и нам понадобится вся помощь, какой мы сможем заручиться, – договаривает Мэри.

– Мэри, я на такое и не рассчитывала, – говорю я. Это не та Мэри, которой я страшилась, не та Мэри, которая хотела мести и теперь занимает то самое положение, которое позволяет отомстить. Может быть, мы все-таки найдем общий язык. – Как мы можем тебя отблагодарить?

– Найдем способ, – обещает Мэри.

Два часа спустя Мэтти сидит на диване из конского волоса, шериф Эрл рядом с ней, и она вся подается вперед, разговаривая с Мэри и Филиппом.

– Я сделала все, что могла, чтобы спасти мальчика, – говорит она, – но к тому времени, как я его обнаружила, было уже слишком поздно.

Когда Мэтти и шериф Эрл приехали поприветствовать Мэри и Филиппа, они едва успели поздороваться, и Мэтти тут же донесла до них, что случилось с Эдди, многословно утверждая, что во всем этом виноват Сеймур. Сеймур и Кэт.

– Они скармливали Эдди ложь о его кровных родственниках, восстанавливали его против нас, в то время как он был еще не в себе от горя, и для мальчика это оказалось чересчур. Он был слишком юн, чтобы понять…

Мэтти говорит без перерыва, все больше распаляясь, словно пытается убедить саму себя в собственных словах, словно, если она хотя бы на миг умолкнет, в образовавшуюся паузу хлынут сомнения. Потом она все же останавливается и прижимает ладони к глазам с покрасневшими веками. На миг мне кажется, что она сейчас разрыдается. Вместо этого она трясет головой, словно пытаясь очистить разум, и шериф Эрл обнимает ее за плечи.

– Моя жена, – говорит он мягко, – не в себе с тех пор, как это случилось.

Это правда. Мэтти сама на себя не похожа. Взгляд у нее одновременно и свирепый, и потерянный, и она дрожит, похоже, не от страха, а от упадка сил, словно