Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V

— Он — чужак. Вы сами видите, мсье, — не негр, не туарег и не араб. Ха, одним словом — энад, ремесленник! Самый презираемый здесь человек!

В углу стоит длинное и тяжелое старинное ружье. Зачем? Принесли починить. Разве такие ружья еще пускают в ход? Хозяин косится на мегариста — нет, это тоже украшение. Культурное? В ответ дипломатический смех.

У круглой хижины хозяин в полосатом халате и в красных туфлях и негры-рабы с повязками на поясе сортируют соль. Перед кучей соли, наваленной на материи, выстроился ряд сумочек и кувшинов.

— Это дорогой товар. Привозится из проклятого Танез-руфта, там, в Амадроре, соляные копи! — Саид берет щепотку и лижет белые крупинки. — Пота не будет и жары тоже. Это делают туареги, а уж они понимают и в жаре, и в жажде!

А вот плотники, столяры, искусные резчики по дереву — целая артель, человек пять. На курчавых головах белые и черные фески, плечи покрыты синими плащами поверх белых халатов. Я покупаю на память таманкаид — центральный столб для шатра с чудной резьбой, подкрашенной красной и белой красками. Тут же долбят ступы из камня и вытесывают к ним пестики. Рядом плетут циновки и вытачивают миски для туарегского кускуса. Одну полированную узорчатую миску я тоже покупаю: это — музейные предметы!

Дальше мы наблюдаем гончаров: женщины месят ногами глину, гончар на колесе формует стройные кувшины и вместительные амфоры, помощники покрывают посуду узорами и обжигают в печи, вырытой в земле. Вот стройная полуобнаженная девушка покупает амфору за две пригоршни соли. Посуда хороша, она покрыта замысловатыми узорами. Для пробы девушка ставит амфору на голову и выпрямляется. Вечная поза! Какая древняя красота! Я довольно щелкаю камерой.

Всюду делаю подсчет количества выпускаемых изделий. Неплохо. Каждая группа ремесленников вырабатывает по десять-пятнадцать разных предметов.

Четырехугольные хижины, зерибы — травяные навесы, индивидуальные заслоны от солнца, кожаные шатры зависимых и палатки из шерстяной материи свободных…

Высокие воины с оружием, много величественных стариков и старух, голые дети и подростки, благородные дамы в пестрых юбках и гондурах с массивными серебряными браслетами на руках и ногах, с перстнями на каждом пальце и огромными серьгами, имгадки в черном, синем и белом, полуголые рабыни и голые рабы… Мы снуем туда и сюда, запас пленок тает. Саид пыхтит под грузом покупок.

Кожевник с целым штатом помощников. Вот натягивают на колышках шкуру антилопы — из нее будет сделан ахрер, желтый щит с крестообразным узором из медных бляшек и цветной кожи, — символ достоинства свободного имаджэга. Мне дают меч, я напрасно пытаюсь разрубить другой ахрер, готовый к продаже, он прочен и крепок, мастер знает свое дело! Из бараньей шкуры выделывают цветные кожи: они идут на сандалии — горные и обычные, на яркую бахрому для седел, на сбрую с медными бляшками и многое другое. В восхищении я покупаю пестрые сумочки для губной помады, краски для бровей и пудры. В Париже это пригодится, поднесу кому-нибудь — вот будет восторг! Потом вспоминаю, в Париж мне не возвращаться… Да, верно… Мой энтузиазм остывает, но прелестную вещицу бросить все-таки жалко, я уже сделал столько ненужных покупок. «Ну, ладно!» Новое приобретение отдаю Саиду, который принимает его без особой радости.

Ага, вот и врач! Высокий седовласый старик в черной феске, белом халате и черной тоге, задрапированной на плечах, как у римского патриция. На руках серебряные браслеты, ноги обуты в зеленые туфли. Он спокойно сидит у порога хижины, ожидая больных. Рядом две помощницы. Врач — не туарег, при содействии Саида с ним легко разговаривать, я быстро знакомлюсь с его нехитрой наукой.

Болезней здесь мало, люди доживают до ста и более лет. Умирают от старости или их убивают в ссоре. Часто обращаются с зубной болью. Ящик с инструментами для лечения зубов я немедленно фотографирую — он интересен тем, что, по-моему, многие инструменты похожи на наши — экстракторы, козьи ножки и прочее. Для хирургических операций имеются ножи разной формы, иглы и нитки, перевязочный материал, мази и примочки. При скачке воины и пастухи часто падают с верблюдов, и врачу в первую очередь нужно овладеть искусством вправлять вывихнутые руки и ноги. Вот деревянные шины всех видов и размеров — они накладываются при переломах. А разбитые головы лечатся? О, да, зашиваются раны и на голове и в других местах. Этот красивый старик ставит банки — рога газели, и практикует кровопускания, иглоукалывания, массажи, прижигания и клизмы — как очистительные, так и лечебные. Вот игла для прокалывания геморроидальных узлов, вот пинцет для раздавливания трахоматозных пузырьков, вот палочка для выжигания сифилитического шанкра. Врач открывает деревянный ларец и вынимает оттуда мешочки и кувшинчики. Это аптека. Снадобья доставляются от арабов с севера и хаусса с юга. Тут десятка три трав самого разного назначения — от запора и поноса, боли в суставах, груди, голове и животе и даже, это было на ухо сказано Саиду, от полового бессилия. А это что за волосяные косички? Это жгуты для перевязки пуповины, их предварительно кипятят. В углу аккуратно расставлены баночки с мазями и кувшинчики с притираниями. Особенно в спросе жгучая мазь от болей в пояснице, ими здесь страдают многие. При заболевании оспой больного закапывают в песок и обслуживают через болевшую оспой женщину. Врач лечит все наружные и внутренние болезни.

А гинекологические? Да, через своих помощниц. Он — универсал. Может ли он продать средство от зачатия? Долго Саид объяснял удивленному врачу смысл моего вопроса, но тот так и не понял: чтобы не родились дети? Не родились? Не??? «Идиот!» — убежденно говорит Саид и отходит в сторону.

На глиняном столике — краска для бровей, щек и губ, пудра и духи — это парфюмерный отдел. Татуируются ли туареги? Вопрос вызывает смех: они — не негры. Но особое внимание здешние люди обращают на уход за ртом: врач показал в красивом футляре из цветной кожи набор палочек для чистки зубов. Ни один туарег, мужчина или женщина, не отлучится из дома без такого набора. Он вешается на поясе. А где мой? Гм, у нас палочек нет. Да, да, он видит это… И врач отходит от нас в сторону с явным презрением.

На пороге я еще раз обернулся: чистая комнатка с несколькими скамейками, стоят амфоры с чистой водой, тлеет огонек, который всегда можно раздуть и вскипятить воду или нагреть лекарство.

Что же здесь должно напоминать дикость и дикарей? Разве это — Серый Ад или Страна Страха?

Мы опять бежим по деревне.

— Саид, а что думают туареги о европейцах? Вот меня от Туггурта уже стали называть господином, большим господином и начальником. А как бы искренно назвала меня Тэл-люа ульт-Акадэи, если бы она говорила со мной одна?