Стивен Кинг за железным занавесом (история книг С. Кинга в СССР и России, 1981-2025) - Ернар Шамбаев

Россию в 1919 году («Дорогие мои! Америка большая, но скучная. Купил ботинки, совсем как у дьячка. Целую. Ваш Данила»), и даже нечто вроде «реликвии» – плюшевый медвежонок по имени Степан, принадлежавший, по словам двоюродной племянницы Данилы, ее дяде и переданный в дар музею. Медвежонка с гордостью демонстрировали посетителям, утверждая, что в детстве с ним играл никто иной, как Стивен Кинг – вернее, Степан Королев, как его называли бы на родной земле.

Особый колорит всей этой истории привносили планы организовать ежегодные «кинговские чтения» в Дзержинске и даже пригласить «нашенского» писателя на родину предков. Эта часть розыгрыша особенно подкупала: неважно, веришь ты или нет, – хотелось, чтобы это было правдой.

Первоапрельская шутка оказалась настолько мастерски обставленной, что попала даже в нижегородские новостные подборки, вызвав бурю обсуждений на форумах и породив волну ироничных комментариев.

Версия о том, что у Стивена Кинга есть русские корни, время от времени всплывала в начале нулевых на форумах в Рунете. Конечно, она не столь безумна, как теория заговора одного американского конспиролога, утверждавшего, будто Кинг убил Джона Леннона по указанию Ричарда Никсона и Рональда Рейгана. Однако идея о славянском происхождении Кинга кажется, как минимум, любопытной, а местами даже правдоподобной.

С другой стороны, а почему бы и нет? Сам Кинг, по всей видимости, не слишком интересовался своими корнями – по крайней мере, в открытых источниках он крайне редко говорит о семейной истории. Известно, что его отец, Дональд Эдвин Кинг (урожденный Дональд Эдвин Поллок. Поллок, не Спенски), покинул семью, когда Стивену было всего два года. С тех пор Кинг рос с матерью и старшим братом.

А вот фамилия «Поллок» вызывает определенный интерес. По одной из версий, предки Дональда Поллока имели польские корни. А Польша, как известно, до Первой мировой войны входила в состав Российской империи. То есть вполне возможно, что среди дальних предков Стивена Кинга были выходцы с территории современной Польши, Украины, Беларуси или Литвы, а значит, по историко-географической логике, «русский след» здесь все же присутствует.

Конечно, подобные построения больше похожи на интеллектуальное развлечение или культурную игру в реконструкцию родословной: прямых доказательств, что у Кинга были русские предки, нет. Однако в наших глазах эта гипотеза кажется притягательной. Она как будто позволяет сблизиться с автором, приписать себе часть его гениальности, сказать: «Он наш!» – пусть и с оговорками.

«Ах, обмануть меня не трудно! Я сам обманываться рад!»

И в этом желании – не наивность, а обычное человеческое стремление сделать далекое ближе. Подобно тому, как мы наделяем домашних питомцев человеческими чертами – кот, «который все понимает, только сказать не может», или собака, «как член семьи» – так же и западных писателей, особенно тех, кого мы любим, стараемся хоть как-то «освоить», сделать своими. Найти у заокеанского кумира русские корни, услышать в его текстах отголоски Достоевского и Булгакова, заподозрить тень русской души за строчками, написанными в штате Мэн.

И пусть Кинг не бывал в Дзержинске, не ел борщ у бабушки в деревне Старая Мельница и не писал повесть о нечистой силе, затаившейся в российской тайге (хотя… кто знает, что он еще напишет?), эта маленькая первоапрельская мистификация говорит о многом. О нашей любви к его книгам. И о вечном желании найти русское в любом великом.

Так хотелось, чтобы он стал нашим… Но этого не случилось. Кинг зациклен на Америке и любит исключительно Америку.

Увы, нашим Стивен Кинг так и не стал.

Сжигая Кинга

В российской музыкальной культуре начала XXI века трудно было найти фигуру столь же парадоксальную, как Псой Короленко. Его невозможно вписать в привычные рамки: гениальный фрик, музыкант-перформансист, эпатажный автор песен, пироман, провокатор и ученый-скоморох, как он сам себя величал. По происхождению еврей, по вероисповеданию православный христианин. Его сценическое имя – тоже маска, отсылающая к знаменитому литературному псевдониму В. Г. Короленко.

Сожжение книг, уничтожение книг в огне – это древний и жесткий способ демонстративного отказа от текста. Символическое уничтожение мысли, заключенной в обложке. Когда книга отправляется в огонь, она становится мишенью и жертвой, обвиняемой и виновной.

На протяжении веков книги сжигали публично, громко, с размахом – в знак идеологического протеста, моралистического осуждения или политической чистки. Это был акт устрашения или изгнания «ереси». В эпоху тоталитарных режимов – от средневековой Инквизиции до нацистской Германии – пламя пожирало страницы в назидание обществу: это запрещено, этого не должно быть.

Однако в постмодернистскую эпоху аутодафе может быть не приговором, а претендовать на… форму искусства.

В 2001 году в Зверевском центре современного искусства музыкант и поэт Псой Короленко совместно с единомышленниками устроил шумную акцию-перформанс, в которой книги сжигались во имя исповеди.

Короленко так озвучил свою позицию:

«Мы работаем в режиме личной исповеди – палим книги, с которыми у нас есть личные отношения. Мы впитали в себя некоторую литературу и теперь несем в мир зло».

Огню были преданы и классики, и массовая литература: Достоевский, Камю, Кастанеда, Пелевин, Джанни Родари, женский глянцевый журнал. В пламя ушел и Стивен Кинг.

Для Псоя сожжение Достоевского было связано с трагедией:

«Я сжег роман "Преступление и наказание" под впечатлением от трагедии, которая произошла незадолго до этого. Одна моя знакомая девушка из Твери была убита своим приятелем, который возомнил себя каким-то новым Раскольниковым. Потом нашли его дневники, там были цитаты из Достоевского. Конечно, это не значит, что Достоевский виноват. На этой акции речь шла о нашей собственной агрессии, вчитанной в книгу».

Стивен Кинг попал в костер как символ болезненной идентификации:

«Еще я сжег мой любимый роман Стивена Кинга «Сияние» из-за сильной идентификации с героем, которого играет Николсон»[72].

Псой сжигал книгу с Джеком Торрансом как способ изгнать внутреннего демона.

Однако еще в XIX веке Генрих Гейне пророчески сказал: «Там, где сжигают книги, в конце концов начнут сжигать и людей».

* * *

В 2002 году журналист «Аргументов и фактов» Георгий Зотов, известный своими беседами с видными деятелями мировой культуры (в его портфолио, к примеру, есть интервью с Рэем Брэдбери), взял у Стивена Кинга одно из самых долгих интервью в истории отечественной журналистики.

Процесс этого интервью был столь же необычен по нынешним временам, сколь и нетороплив: оно длилось целый год. Связь с американским писателем велась по факсу и через электронную почту. Формально ответы приходили из офиса Кинга и были подписаны лично им. Однако установить, действительно ли за ответами стоял сам король ужасов, крайне трудно. Вполне вероятно, что часть