Красная Армия в Украине и Донбассе - Климент Ефремович Ворошилов

Красная армия делает все, чтобы быть достойной великой задачи, поставленной перед ней рабочим классом и всеми трудящимися, нашей партией, ее ЦК и другом Красной армии т. Сталиным, – оборонять наше государство, строящее социализм во что бы то ни стало и при всяких обстоятельствах.

Наша армия с этой задачей справится. Всякий командир, любой политработник, каждый боец каждую минуту дня и ночи готов выполнить любое приказание своей партии, своего рабоче-крестьянского правительства. Маленькую проверку накоротке мы уже имели в 1929 году на Дальнем Востоке. Правда, экзамен был слабый, «учителя» оказались недостойными своих «учеников». Выдержали мы этот экзамен легко, без напряжения, но как подлинные большевики. Сейчас мы много сильнее, чем в 1929 году. Ведь с тех пор прошла целая пятилетка. И кто бы ни были застрельщики новой войны, которой мы не хотим, которой стараемся и будем стараться избежать всеми силами, наша Рабоче-крестьянская Красная армия, поддержанная трудящимися всей нашей страны, имеющая своим резервом многомиллионный Осоавиахим и многочисленных героев-бойцов гражданской войны, наша Рабоче-крестьянская Красная армия во главе с нашей партией, во главе с лучшим из ленинцев – т. Сталиным, во главе с рабоче-крестьянским правительством и с т. Молотовым справится с любым провокатором войны, отстоит дело великого народа, строящего социализм.

Слово о товарищах

Памяти М. В. Фрунзе

О болезни Михаила Васильевича мы все были хорошо осведомлены. Но ни сам Михаил Васильевич, ни мы, его друзья, не считали эту болезнь серьезной и уж во всяком случае не считали ее опасной для жизни.

Осенью прошлого года (октябрь) мы с Михаилом Васильевичем целый месяц своего отпуска провели в Азербайджане на охоте. Горы, овраги и вообще своеобразная, трудно проходимая местность, где мы охотились, заставляла нас каждую минуту брать «препятствия», и Михаил Васильевич, страстный и хороший охотник, был неутомим. Вставая с рассветом, мы часто лишь с наступлением сумерек возвращались в аул, чтобы на рассвете опять двинуться на новые места – такие же скалистые и овражные. Думать о диете или о сколько-нибудь регулярном питании было совершенно невозможно. Питались «подножным кормом» – пищей местного крестьянства, но, невзирая на такой образ жизни, Михаил Васильевич все же поправился, окреп и чувствовал себя превосходно.

Это обстоятельство заставило нас еще больше поверить тому, что болезнь Михаила Васильевича не столь опасна, хотя об операции поговаривали уже давно.

Периодические болезненные приступы, являвшиеся у Михаила Васильевича результатом чрезмерной, многочасовой работы, иногда выводили его на короткое время из строя, но всякий раз весьма быстро ликвидировались простой передышкой, отдыхом.

В июле текущего года Михаил Васильевич дважды потерпел крушение на автомобиле, причем во второй раз получил довольно значительные ушибы лба, ноги и руки. Однако через неделю после аварии врачи разрешили Михаилу Васильевичу поехать на охоту. Охота для него была лучшим отдыхом и времяпрепровождением в короткие перерывы между периодами многосложной и тяжелой работы. И уже 1 августа, лишь только Михаил Васильевич оправился от ушибов, мы провели с ним целые сутки на охоте, в болотах за 130 километров от Москвы. После этого настроение у Михаила Васильевича опять стало бодрым и жизнерадостным.

Но к концу августа Михаил Васильевич начал жаловаться на боль в руке и ноге. Ушибы, полученные при крушении автомобиля, не прошли даром. Потребовалось хирургическое вмешательство для ликвидации начавшихся местных воспалительных процессов на руке и ноге. Короткое пребывание Михаила Васильевича в больнице, забота врачей сделали свое дело, и Михаил Васильевич снова был здоров и полони кипучей энергии.

В начале сентября Михаил Васильевич приезжает в Мухалатку (Крым) отдохнуть, вместе с ним военный врач. От врача мы узнаем (в то время в Мухалатке отдыхали т. Сталин, я и другие товарищи), что у Михаила Васильевича в течение восьми суток продолжалось внутреннее кровоизлияние и что оно происходит, хотя в ослабленной форме, и в данное время. Сам Михаил Васильевич не придавал этому большого значения и уже на второй или третий день собрался на охоту в район горы Ай-Петри. Мы его отговаривали, так как вид у него был не совсем здоровый, предлагали ему сначала окрепнуть, а затем уже охотиться. Но уговоры не помогли, и мы вчетвером – Михаил Васильевич, т. Шкирятов, доктор и я несколько часов бродили по каменистым спускам Ай-Петри.

Невзирая на неудачную охоту, Михаил Васильевич буквально переродился, стал опять тем же жизнерадостным, ласковым и веселым.

Все же заявление врача о физическом состоянии Михаила Васильевича заставило нас задуматься о его здоровье. Мы все видели, что Михаилу Васильевичу необходим, прежде всего, абсолютный покой. Я наотрез отказался ездить с Михаилом Васильевичем на охоту, чем, конечно, огорчил моего друга. Но сам Михаил Васильевич не унимался, охотился на зайцев, был доволен, возбужден и мечтал о настоящей, большой охоте.

Но, очевидно, кровоизлияния в желудочно-кишечном тракте давали себя чувствовать. Михаил Васильевич стал недомогать и слег.

* * *

Из Москвы приехали врачи Розанов и Касаткин с обслуживающим персоналом. В Москве были приняты срочные меры для лечения Михаила Васильевича.

Целых две недели находился Михаил Васильевич под бдительным врачебным наблюдением, в результате чего врачи пришли к твердому убеждению в необходимости операции.

Приезд московских врачей подействовал на Михаила Васильевича скверно. Он неоднократно твердил мне, что чувствует себя хорошо, что все недомогания скоро пройдут и т. п. И только когда анализ подтвердил наличие непрекращающегося кровотечения, Михаил Васильевич стал серьезнее относиться к состоянию своего здоровья и склоняться к мысли об операции.

29 сентября Михаил Васильевич вместе с нами, членами ЦК, выехал в Москву. Мы ехали на пленум ЦК, а он – чтобы лечь в больницу и скорее отделаться от надоевшей, тягостной болезни. Предстоял испытательный период. Лежа в больнице, Михаил Васильевич, как всегда, обложил себя книгами, русскими и французскими, и терпеливо дожидался результатов врачебных наблюдений.

Мы часто и подолгу сиживали у него в 19-й палате Кремлевской больницы. Эта маленькая комната скоро сделалась своеобразным политическим клубом, где обсуждались и разрешались сложнейшие и разнообразнейшие вопросы.

Характерно для Михаила Васильевича его ненасытное желание все знать, быть в курсе всех событий и участвовать самому в них словом и делом. Он требовал от друзей частых посещений и подробных информаций, и мы охотно выполняли его желание.

Не помню точно когда, между 7 и 10 октября, мы с т. Бубновым по обыкновению долго засиделись у Михаила Васильевича. По выходе от него узнали от доктора Левина, что сейчас собрались 17 лучших врачей и профессоров для консилиума. Мы не вытерпели и тут же спросили у доктора Розанова