Гражданин Бонапарт - Николай Алексеевич Троицкий

кавалерии, но там вскоре убил офицера, посмевшего его оскорбить, и бежал в Швейцарию. С тех пор в жизни Ожеро началась и растянулась на полтора десятилетия феерически закрученная интрига: он служил попеременно в русских (при Екатерине Великой), прусских (при Фридрихе Великом), испанских, португальских, неаполитанских войсках, дезертируя всякий раз, когда служба ему надоедала; между прочим, в русской армии он получил чин сержанта за отличие в войне с Турцией 1787–1791 гг.! Вообще, мыкаясь по всей Европе от России до Португалии, он чем только ни занимался именно между прочим: «уроками танцев и фехтования, дуэлями, похищениями чужих жён»[448]. И тем не менее главной для него была солдатская доля. С началом революции он вернулся на родину, вступил, как и Массена, в национальную гвардию и сделал столь же стремительную воинскую карьеру: сражался в Вандее, за отличие в войне с Испанией в 1793 г. стал бригадным, а в 1795 г. — дивизионным генералом.

Как военачальник, стратег и тактик Ожеро значительно уступал Массена. По воспоминаниям Наполеона, он не только «совсем не имел образования» (не блистал образованностью и Массена), но к тому же был лишён «сколько-нибудь заметного ума». Зато он умело «поддерживал порядок и дисциплину» и, главное, «дрался с неустрашимостью»[449]. Солдаты его любили и прощали ему многое, видя, что он «имел зоркий глаз и на слабое место противника, и на заманчивую добычу»[450].

Третий из дивизионных генералов Итальянской армии — Амедей-Франсуа Лагарп (1754–1796), швейцарец из кантона Во, кузен одного из воспитателей российского императора Александра I Фредерика Сезара Лагарпа, — запомнился современникам яркой жизнью и трагической смертью. «Это был офицер выдающейся храбрости. Гренадер ростом и духом, — вспоминал о нём Наполеон. — В армии он пользовался большой популярностью»[451]. Но ещё в начале итальянской кампании, 8 мая 1796 г., Лагарп, проводивший рекогносцировку после боя с австрийцами у Фомбио, был случайно убит собственными солдатами. Расследовать случившееся по приказу Наполеона немедленно прибыл в дивизию Лагарпа начальник штаба армии Л.А. Бертье. «Он застал войска в состоянии отчаянья»[452].

Самым хладнокровным из четырёх генералов-«головорезов» был старейший из них, Жан Матье Филибер Серрюрье (1742–1819)[453] — сын придворного служителя, отвечавшего за ловлю котов в конюшнях Людовика XV. Он начал военную службу ещё в 1759 г., участвовал в Семилетней войне и за тридцать лет к началу революции дослужился всего лишь до майора. Но с началом революции быстро пошёл в гору: в 1792 г. — полковник, в 1793 — бригадный, а в 1794 г. — дивизионный генерал. Наполеон отзывался о нём очень уважительно: «Он был отважен, лично неустрашим <…>. У него было меньше порывистости, чем у предыдущих (Массена и Ожеро. — Н.Т.), но он их превосходил своими нравственными качествами, уравновешенностью своих политических убеждений и честностью в отношениях»[454].

Мы ещё увидим, как Наполеон будет ценить Серрюрье в ходе итальянской кампании (именно ему доверит честь принять капитуляцию знаменитого австрийского фельдмаршала Д.С. Вурмзера!), а став императором, пожалует ему почётнейшее звание маршала Франции. Поэтому трудно понять, на каком основании российский дипломат граф Г.О. Штакельберг летом 1797 г. уведомлял Павла I о том, что Серрюрье «ненавидит Бонапарта»[455].

С весны 1796 г. начал служить Наполеону и Луи Александр Бертье (1753–1815)[456] — его отныне неизменный во всех походах, признанный специалистами «одним из самых знаменитых в истории» и даже «идеальным» начальником штаба[457]. Сам Наполеон склонялся к такому же мнению: «Лучшего начальника генерального штаба в мире не было»[458]. Сын учёного-географа, с малых лет привыкший работать с картой, к тому же обладавший феноменальной памятью, математически выверенной расчётливостью и уникальной способностью работать по двадцать часов в сутки, Бертье словно судьбой был предназначен к штабной работе. Он и служил смолоду в штабах графа Ж.Б. Рошамбо в Америке, а затем маркиза М.Ж. Лафайета и барона Н. Люкнера в Европе ещё до того, как приметил и приблизил его к себе Наполеон. Можно согласиться с А.К. Дживелеговым в том, что «более точного исполнителя, более пунктуального и методичного военного чиновника, более предусмотрительного помощника Наполеон не имел никогда»[459].

Почти идеальный начальник штаба, Бертье в остальном был личностью заурядной. Он не имел ни должной силы характера, ни уверенности в себе, «что портило множество хороших качеств, которыми наделила его природа как добрая мать»[460]. Не вызывал он к себе симпатий ни внешностью, ни манерами: «невысок ростом и дурно сложен, хотя и не уродлив <…>. Беспрестанно грыз ногти»[461].

Рядом с Бертье выигрышно смотрелись тогда абсолютно невежественные в штабном ремесле, но разносторонне талантливые, яркие, молодые соратники Наполеона, связавшие с ним свою ратную судьбу ещё под Тулоном, — Ж.Б. Мюирон, А.Ж. Жюно, Ж.К.М. Дюрок, Л.Г. Сюше, О.Ф.Л. Мармон, брат Людовик, а также герой 13 вандемьера И. Мюрат. Из тех (молодых) соратников, которых Наполеон впервые узнал только теперь, в Италии, особенно выделялись двое его сверстников: бригадный генерал Бартелеми Катрин Жубер и полковник Жан Ланн — сын конюха и будущий герцог Монтебелло, лучший из 26 наполеоновских маршалов, о котором после гибели его в битве под Асперном Наполеон будет грустить: «Я нашёл его пигмеем, а потерял гигантом»[462].

Впервые раскрылись как незаурядные личности и некоторые адъютанты Наполеона. Это, в первую очередь, Анри Гатье Бертран (1773–1844) — будущий генерал, граф и гофмаршал, герой Аустерлица, Фридланда, Лейпцига, безотлучно находившийся при Наполеоне и на Эльбе, и на Святой Елене. Это и Юзеф Сулковский (1770–1798)[463] — «польский Сен-Жюст», как его называли за республиканскую страстность, молодость и «безграничное очарование», аристократ (кстати, бывший паж королевы Марии-Антуанетты), свободно владевший всеми европейскими языками, герой двух театральных пьес, одной оперы и многих романов, о трагической гибели которого в Египте речь ещё впереди. Наконец, это Антуан Мари Лавалетт (1769–1830) — тоже будущий граф и министр почт, женатый на Эмилии Богарне, племяннице Жозефины, герой нашумевшей в 1815 г. на всю Европу истории его спасения (благодаря самопожертвованию жены) от смертной казни. Вот как изложил эту историю А.3. Манфред:

«В последние часы перед казнью к нему была допущена на свидание жена. Она пробыла в камере смертника недолго; вышла от него с низко опущенной головой, закрыв лицо, сгибаясь под тяжестью безутешного горя; шатающейся походкой прошла мимо часовых... Когда утром стражники пришли, чтобы увести приговорённого к месту казни, Лавалетта в камере не было. Там находилась его жена. Накануне, поменявшись с