Комплект книг Дианы Машковой - Георгий Гынжу

деньги. Я только потом узнал, что все это совсем не так. Как раз таки пособие на подростка-сироту больше, чем на малыша, чуть ли не в два раза. Но все равно сирот старшего возраста мало кто берет. Потому что есть еще причина – мы уже тогда о ней тоже думали и вот в этом не ошибались. Вторая причина – это жизненный «багаж», который у каждого из нас за спиной. Мы уже такие, пожившие. Повидавшие. А мелких разбирают, потому что они типа новенькие. Хорошенькие. В них еще можно много всего вложить и слепить что угодно. А из нас попробуй лепить. Себе дороже!

Короче говоря, понятно, что в семью путь мне был закрыт. Но в то же время в глубине души я на какое-то чудо еще надеялся. Потому что страшно боялся выходить из детского дома. Скоро шестнадцать, еще два года, и выпуск. А что там за воротами? Я не знал. Понятия не имел, как там жить. И была все-таки глубоко-глубоко искра надежды, что найдутся люди, которые направят меня, найдут мне работу или чем-то еще помогут. Когда эти бизнесмены пришли, я как раз и подумал: «Вот! Вот они мне помогут, организуют мое будущее, найдут работу, дадут наследство». То есть мысли были такие. А не как в детстве: «Ооооо, семья, мамино тепло, забота, любовь, семейный очаг». Это уже пропало бесследно лет в десять-одиннадцать. Осталось в моем прошлом, в котором ничего подобного так и не случилось.

А, еще забыл толком рассказать про то, каких я хотел родителей. Конечно, они должны были быть молодыми. Важный критерий, потому что нужно оказаться с детьми на одной волне. А к пожилым – где-то за сорок-пятьдесят – я уже вообще ни за что идти не хотел. Вижу морщины, и сразу мысли: «Мне будет не о чем с ней говорить. Какая еще прогулка?! Нет, пожалуйста, не надо. Я даже не знаю, как с ней общаться и о чем. О Боге? Нет, спасибо! Это не ко мне». Еще я никогда не хотел попасть к людям религиозным. К тем, кто будет водить в церковь, заставлять молиться, креститься. У меня в классе все этого боялись, да и в целом в баторе желающих попасть в такую семью практически не было. И еще одно важное условие – конечно, родители должны быть богатыми. Собственно, у всех сирот в нашем баторе требования были такими. Подходящими считались добрые мамы – это мы считывали по глазам, по интонациям, по тембру голоса, по тому, как они обращались к нам. На мужчин, кстати, практически внимания не обращали. Всегда было важнее, какая женщина. Лично я только на женщину всегда смотрел. Потому что женщина в этом деле важнее мужчины. Я всегда изучал ее взгляд. Надо, чтобы добрый и нежный. Смотрел, чтобы губы мягкие, красивые, а не злобной ниточкой. Смотрел на руки – если плавные и изящные, то подходит. Мне всегда нравились какие-то восточные нотки в запястьях, в кистях. Руки и жесты почему-то мне всегда были очень важны. Вспыльчивый человек делает много резких движений руками. Это я по себе знаю. Как только видел такое у женщин, думал: «Нет, спасибо!» А если у нее с глазами, губами и руками все хорошо, то я делал вывод, что она добрая и хорошая. Тогда, думал я, и муж у нее тоже нормальный.

Вот такая вот прикладная сиротская психология.

Глава 28. Родственнички

Примерно в то же время, когда от меня отказалась семья бизнесменов, в жизни у меня случилось кое-что интересное: нашлись мои старшие братья. Одного звали Сергей Гынжу, а второго я уже не помню как. Кажется, Игорем.

Однажды сижу от нечего делать в «ВКонтакте», как обычно, смотрю странички друзей. И тут мне пишет какой-то Сергей Гынжу: «Привет, Гоша! Скажи, ты знаешь своих родителей?» Я удивился тогда, думаю, что это вообще за человек?! Залез к нему на страничку, посмотрел. Вроде обычный такой парень средних лет, и фамилия реально такая же, как у меня. Стало интересно, и я ответил: «Привет! Нет, не знаю. Я никогда их не видел». И вот тогда этот Сергей начинает мне рассказывать про моих родителей, говорит, что папа умер, а мать живет в Молдавии. И пишет: «А я твой брат». Я не поверил. Откуда? Не мог он просто так взять и меня найти, если до этого почти шестнадцать лет ни слуху ни духу. Молчу в ответ. А он продолжает! «Мы тебя потеряли и долго-долго искали. В роддоме нам вообще сказали, что ты при смерти. Как же обрадуется мама, если тебя увидит!» На секунду я обрадовался. Подумал, что вот было бы круто сейчас найти родных – особенно если они нормальные. И будет не так страшно выходить из батора: братья-то могут помочь. А если этот Сергей такой взрослый, может, и к себе позовет жить. Я продолжаю ему писать, задаю какие-то вопросы. Но чем больше я читал – шаблонные какие-то фразы, так можно писать обо всех сиротах, – тем больше огорчался и понимал, что что-то не так. Сидел и думал: «Пахнет наебом». У нас, кстати, происходили в баторе такие аферы, я о них слышал. У сирот ближе к выпуску из детского дома откуда-то появлялись родственники – братья, сестры, тети, дяди. Некоторые ребята поддавались этим манипуляциям, пускали этих «родственников» в свои квартиры, которые после выпуска получали от государства. Те заселялись, начинали там жить и постепенно выгоняли самих сирот. Или что еще проще – такие «родственники» обманом забирали у выпускника накопленные за время жизни в детдоме деньги. Пенсии по потере кормильца, еще что-то. Там могло накопиться много, около миллиона рублей, за восемнадцать-то лет. Мне об этом рассказывали. И я реально знаю ребят, которые поверили мошенникам и остались в итоге ни с чем. Этот Сергей что-то мне доверия не внушил – фотографий никаких в личку не прислал, хотя я написал, что хотел бы увидеть, как выглядели папа с мамой. Фото своего паспорта тоже не выслал. Какая-то маразмота, короче. Но про себя я решил, что от общения отказываться не буду – пока еще мне нечего терять: квартиры нет, к деньгам доступа тоже. Если Сергей начал, то я продолжу. Посмотрим, кто кого первым разведет. И я начал подыгрывать, написал: «Блин, реально, так жалко. Я не знал, что меня потеряли. Мне всегда казалось, мать сама меня бросила, отказалась от меня». И тогда он предложил встретиться. Спросил, в какой день и во сколько мне будет удобно. Я что-то там назвал. Хотя мне-то все равно когда, все равно ничем не был занят. И мы договорились о встрече.

В назначенный день он подъехал к нашему батору, встал прямо через дорогу. Я выхожу такой – опаньки! Машина у него есть, сам мужик, деловой такой, стоит крутит ключами от автомобиля. Дорогие очки, на шее толстая золотая цепочка и почти лысый – совсем короткая стрижка. Волосы светлые, глаза голубые. Довольно широкий такой, накачанный. И немного бандитского вида. Но я бы по его внешности не сказал, что он прям вот мошенник. И снова стал сомневаться – а вдруг и правда мой брат. Ему было уже хорошо за тридцать. И мне показалось, он старше, чем могли бы быть мои братья. Хотя кто знает. Я же понятия не имел, какая у нас была разница в возрасте, я все-таки родился поздним ребенком. Мать могла в девятнадцать родить его, а в тридцать девять – меня. За спиной Сергея в машине сидела его жена, ребенок лет десяти и маленькая собачка – чихуа-хуа. Мы все познакомились, Сергей меня как младшего брата представил. А я такой стою и думаю: «Он вообще на меня не похож! Разные люди». Мы сфоткались на его телефон, и он такой: «Мама будет реально счастлива». А сам маминых фотографий никаких не показывает. Показал мне только фотку своего брата Игоря. Вот тот реально был похож на мошенника! Худощавый такой, с кривыми зубами, с дебильной челкой. Волосы были как будто обожженными на солнце, я еще подумал