Записки о виденном и слышанном - Евлалия Павловна Казанович

Как это ни странно звучит, но у Пругавина его затея с журналом и, главное, его собственное настроение при этом мало чем отличается от нашего, и я думаю поэтому, что и из его журнала так же ничего не выйдет.

Конечно, он его пустит в ход; конечно, у него будут деньги на это; конечно, выйдут, может быть, 2–3, а то и все 12 номеров, но корней, мне кажется, журнал все-таки не пустит: нет в его программе определенности и неизвестно, кого и чем может он удовлетворять; всех понемножку и никого в частности. С одной стороны, Александр Степанович как будто хочет, чтобы журнал обслуживал религиозные нужды народа, для чего и название ему дал: «Религиозные искания»; с другой – в нем как будто должны помещаться научные изыскания о сущности религии, о психологии религиозного чувства, и хроника, и библиография, и художественный отдел на религиозные темы, и еще всевозможные отделы, всего числом, кажется, 15. И это при предположении выпускать журнал еженедельно! Можно себе вообразить, что за разношерстная мозаика должна из него получиться. Словом – совсем вроде нашего журнала. Все аккуратно (у нас, впрочем, аккуратности не было) расписано на бумажечках, придумано заглавие, составлено вступительное слово. А есть ли сотрудники? – Да они сами налетят как коршуны, чуть только узнают, что есть добыча, вроде нового журнала.

Все по-«интеллигентски»: масса энтузиазма, масса идеализму, бездна искреннего желания послужить на пользу ближнего, но дела, необходимой деловитости…

Прекраснейший человек Александр Степанович, с живой, хорошей душой, с горячим стремлением к добру, но все-таки вряд ли из его журнала выйдет что-нибудь живое. С каким увлечением, даже страстностью говорил он вчера о своем предприятии, с какой любовью и нежностью держал в руках эти чистенькие, аккуратным почерком исписанные листки! Как будто в них уже все и заключалось, как будто они были уже тем, к чему он стремился.

Несомненно, он увлечен своей идеей; увлечение это само по себе прекрасно, но доверия мне не внушает: слишком знакомо оно мне самой, слишком понятно, и я уже знаю теперь, что дела из такого рода увлечения не выходит. Это как бы увлечение для увлечения, увлечение – как самоцель, и в этом все оно и разряжается.

За последнее время мне стало знакомо увлечение другого рода, более надежное, а то – прекрасно только как подготовительные шаги, только как украшение молодости и непонятных самому себе исканий.

К Пругавину очень подходит название «интеллигента», данное ему Даниловым в том значении, в каком его может дать «народник»-разночинец, знающий народ и живущий с ним одной жизнью (хотя все это не совсем подходит к Данилову, но название-то он дал именно такого значения). Ведь правда, Александр Степанович знаком с народом только по рассказам и сам не умеет подойти к нему по-настоящему, слиться с ним, хотя служить ему желает всей душой. Он – отживший уже тип «кающегося дворянина», который здоровается с мужиком за руку, но одев предварительно перчатки237.

Был вчера у Александра Степановича Легкобытов. Это – бывший хлыст, свергнувший с себя иго Щетинина, как он говорит, и познавший свободу и истину238.

Сначала он сидел молча, но за чаем, после того как мы посмеялись немного над Даниловым за его роман с якуткой, который он сам описал и дал прочесть Пругавину, а тот уж поделился им с нами две недели назад239, – причем Александр Степанович подсмеивался над Даниловым иногда довольно ядовито и даже зло, несмотря на все свое добродушие (Александр Степанович не может ему, кажется, простить знакомства с «Русским собранием»240 «Трудовой монархии», своеобразной защиты смертной казни и особенно презрительного и недоверчивого отношения к ожидаемому детищу – журналу; Данилов, в свою очередь, не прощает Александру Степановичу его «интеллигентности»), – после этого Виктор Александрович Данилов стал развивать свой известный нам уже взгляд на брак. Улучив минуту, Александр Степанович прервал бесконечного Данилова и попросил Легкобытова изложить свой взгляд на это дело.

И тот начал.

Боже, что это был за страшный хаос чувств и мыслей, высказываемых с огромным увлечением, переходящим в азарт. Я сидела с ним рядом, поэтому все громы его голоса, с минуты на минуту усиливающегося и переходящего положительно в крик, обрушились на мои уши, и я сначала была так оглушена ими, что не в состоянии была услышать и понять ни слова и потеряла всякую способность соображения.

Так же действует на меня и Машин голосок, если мы сидим (с ней) близко друг от друга и она увлечена…

Время от времени Легкобытов тыкал в меня пальцем и хватался за борт моего жакета. Сущность его новых взглядов сводится к следующему.

Человеческая личность ценна сама по себе. Но полную ценность она получает только тогда, когда познает истину, т. е. воплотит в себе Бога, Слово, Имя. Имя это есть – Муж и Жена, но одно без другого получиться не может: только через Жену получает мужчина имя Мужа, только через Мужа получает женщина имя Жены; этим оправдываются слова Писания: «и будут две плоти во едину»241. Муж и Жена дают третье – Жизнь, т. е. ребенка; в этом вся тайна: кровь, т. е. Жена, и вода, т. е. Муж, дают Жизнь, вечную, бессмертную. Познав это, человек не знает другого Бога, кроме самого себя. Прежде, пока люди не знали тайны бытия, Бог был далеко от них, где-то на небе вместе с этой тайной, но с тех пор, как человек познал тайну и познал самого себя – Бог воплотился в людях, так как вся тайна Бога заключается в браке, т. е. в получении человеком Имени. А раз Бог – в человеке, значит, вся вера, надежда и любовь, которые прежде питались людьми к Богу, должны теперь относиться к человеку, а именно: Муж должен так любить Жену свою, как Бога, а Жена – Мужа. Все жертвы, все служение и все помыслы человека, принадлежавшие прежде Богу, должны теперь переноситься Мужем и Женой друг на друга. Бог – в них, они сами – Бог; Он с небес, через 6 дней творения, перешел на землю, воплотился в людях, так что вне их нет никакого Бога.

Вот приблизительная сущность его взглядов. При этом масса противоречий, совершенно, казалось бы, не уживающихся друг с другом, преспокойно уживаются в нем; он их не замечает. Человеку нужно было чем-то понять и осмыслить свою жизнь, и он