Карнавал Безумия. Хроники саморазрушения в стиле панк - Миша Бастер

самодеятельность в одежде очень приветствовалась. Так генерировались только злобные образы, но не сама жестокость. Не было того, что сейчас рекомендуют через страницы дерьмовых самоучителей по татуировке.

М. Б.: Делать это сразу на людях?

Д. Б.: Ну да, у них там написано в самоучителе этом… Типа, поймайте какого-нибудь бомжа, и за бутылку водки он согласится на это. Чушь какая-то…

Стремление к самообразованию, наверное, давало свои плоды. К примеру, чтобы нарисовать череп правильно, я использовал фотографии людей из журналов случайных… как бы старался преобразить их, что ли. Возможно, отсюда тяга к реализму и пошла. С черепов. Хотелось сделать череп так, чтобы он выглядел очень реалистично. Ну и красиво, соответственно.

Конечно, сначала была антиэстетская тема: всё криво и смешно. Чем хуже – тем лучше. Но, наверное, все проходили эту стадию. Что же касается самих дизайнов в татуировке, то тут мы всё время старались заглянуть немного вперед, изобретая свой собственный подход к этому.

М. Б.: В России тогда уже появилось много иностранных журналов, и стали понятны многие тенденции в обильном татуировании. И все старались размещать эти мотивы так, чтобы тему можно было потом выгодно продолжить.

Д. Б.: Это нормальная тема и сейчас. Тут ничего не изменилось. Любой человек, начинающий делать себе татуировку, должен задумываться о том, что будет дальше и как всё это связать в будущем. Раньше, судя по олдскульным темам, это решали гораздо проще – как ты говорил, чемоданным методом. Хотя это, конечно, вопрос стиля… А у тебя какие мысли по этому поводу?

М. Б.: Для меня достаточно просто автографов некоторых моих знакомых определенного периода. Причем они развиваются как-то вообще отдельно от меня: появляются, встречаются… Встретились, покалякали, чего-то сделали – да и всё. Для меня не важен результат, я не особо мнительный. Для меня это отличный повод встретиться-поболтать. Да ещё и поиронизировать на тему процесса.

Д. Б.: Да уж… Здесь, в Питере, всё было и остаётся совершенно по-другому. Наверное, потому что всё не так равномерно развивалось в плане техники татуировок… Ну или я чего-то не знаю. Мы вот с Тарасом постоянно советовались друг с другом, и, возможно, из-за этого прогресс был. До сих пор у многих татуировщиков здесь натянутые отношения из-за какой-то мифической конкуренции.

М. Б.: Эти комплексы нам известны как побочный продукт самодеятельности и самообразования…

Д. Б.: Об этом и речь. Тарас раньше часто ездил работать в Питер. В то время он и познакомился с Юрой Скандалистом. Тот, похоже, охотно со многими контактировал, делился информацией и даже материалами: красками там, иголками. Тарас привозил кое-что от Скандалиста и также делился знаниями со мной. Вот ко мне вся информация таким путём и поступала, и это давало мне повод для размышлений.

М. Б.: Юра тогда с Володей Би Джо общался и строил какие-то совместные планы. Но это размышления о перспективах, а что с литературой? Не сильно художественной…

Д. Б.: Тогда меня особенно впечатляли только новые журналы татуировочные, иная печатная информация отсутствовала. Как тогда, так и сейчас, собственно. По сути, единственная книга Анджея Ельски до сих пор является самой грамотной из всего, что напечатано по-русски. К сожалению…

Постепенно мы стали более осознанно подходить к делу; начали разделять для себя татуировочные машины на контурные и закрасочные, экспериментировали с различными иголками, активно добывали знания по дезинфекции и стерилизации. И такая деятельность, естественно, приносила ощутимые результаты. К тому моменту, когда в Москве проходила конвенция… в 1995-м это было, да? Я уже почувствовал себя абсолютно готовым в ней участвовать. Жалко, что узнал об этой тусовке буквально за пару дней до начала – поэтому и не приехал. Просто не имел физической возможности туда поехать. Мои приятели, которые тогда побывали в Москве, привезли мне афишу и флаер салона «Инки» с автографом и пожеланиями какого-то татуировщика американского, я её на стенку повесил. Это стимулировало.

Находясь в Севастополе, я работал достаточно часто. В то время там работы очень много было, а в отсутствие Тараса только я один там татуировки и делал. Как раз примерно в 1995 году или за год до этого я стал просить деньги за свою работу. До этого я ее оценивал пустыми пивными банками, для коллекции…

М. Б.: Пересчет площади сантиметрами?

Д. Б.: Конечно. У меня специальная приспособа была: прозрачная пластиковая пленка, расчерченная по сантиметрам на квадраты. Накладываешь её на рисунок и банально считаешь деньги. Слишком больших рисунков в то время никто не хотел делать, поэтому и считать легко было. Помню, как-то мне подарили календарь с работами Литвы, и я тогда опешил от того, что делают в Москве, какие там объемы работ. У нас такого не было.

М. Б.: При этом информационная составляющая в московском стиле присутствовала всегда: каким бы ни было воплощение, всё равно должна быть смысловая нагрузка, чтобы не человек представлял татуировку, а татуировка человека. Понимаешь, о чем я?

Д. Б.: Я прекрасно понимаю. Но в то время я этому большого значения не придавал. Да и сейчас, честно говоря, я не всегда это делаю, потому что публика изменилась и ценности другие. Я всегда старался делать упор на зрелищности и качестве исполнения, считая, что основной смысл именно в этом. И только позже пришло понимание таких вещей, как композиция, динамика, расположение на теле и прочее. Я просто привык уважать клиента и его идеи.

Возможно, из-за этого я ещё в 1994-м чётко понял, что вредные пристрастия мешают естественным процессам. То есть примерно тогда я стал стрейтэйджем. Я совсем бросил пить и курить. И до сих пор остаюсь на этих позициях. Для меня это было вполне осознанной необходимостью, хотя основной пинок я получил от Тараса. Это от МакКея пошло. Просто человек проснулся с утра и понял, что всё вокруг не так, и не только одни панки занимаются саморазрушением. Соответственно, какой же это панк-протест, на хрен? Вот он и решил, что надо с этим завязывать.

Стрейтэйдж – движуха, которая имеет прямое отношение к тому, что происходило у меня в башке в тот период… И панк-культура, точнее, её развитие и переход в культуру стрейтэйджа, пришлась тогда как нельзя кстати. Таким образом, я отказался от всех видов допинга. Кроме татуирования!.. Ну, и где-то в 97-м году, опять же через Тараса, я узнал о том, что в Питере есть человек, который собирается открыть татуировочную студию и