От Суэца до Кэмп-Дэвида. Противостояние США и СССР на Ближнем Востоке в 1950–1970 гг. - Алексей Михайлович Уразов

меморандум, в соответствии с которым Вашингтон начинает оказывать долговременную военную помощь Иерусалиму[405]. В январе 1972 г. США объявили о том, что готовы сотрудничать с Израилем в создании военной промышленности и обеспечить военное превосходство над всеми арабскими странами.

Вашингтон реализует стратегию одновременной игры на двух досках. На фоне продолжающейся деградации советско-египетских отношений 5 апреля 1972 г. США и Египет запускают работу секретного канала связи на уровне руководства двух стран в обход профильных внешнеполитических ведомств США и Египта, который в двух столицах рассматривали как «предпосылку к формированию серьезной дискуссии по обновлению подходов к ближневосточному урегулированию»[406].

По сути, речь шла о том, что на фоне двусторонних и четырехсторонних публичных действий в области попыток коллективного обеспечения безопасности в зоне арабо-израильского конфликта в апреле 1972 г. США начинают индивидуальные действия по собственному сценарию, целью которого было разъединение СССР и Египта.

Дипломатическая игра Вашингтона на Ближнем Востоке, безусловно, была органической частью большой глобальной стратегии по реализации плана разрядки с Советским Союзом и синхронной перегруппировки своих сил сразу в нескольких секторах биполярного мира. 17 мая 1972 г. в меморандуме на имя президента Никсона советник по национальной безопасности Киссинджер писал: «…мы не пойдем ни на какие уступки Советам на территории Ближнего Востока до тех пор, пока не увидим ответственного поведения на территории Юго-Восточной Азии»[407]. Так Киссинджер формулировал свое видение тактики действий накануне исторического Московского саммита Брежнева и Никсона, на котором стороны были намерены подписать ключевые документы в области стратегических вооружений – об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО) и стратегических наступательных вооружений (ОСВ-1).

Помимо ключевой тематики саммит глав двух сверхдержав позволил сторонам «сверить часы» по широкому кругу политических вопросов, включая регион Ближнего Востока. Примечательно, что вопрос арабо-израильского урегулирования не был приоритетным в повестке взаимодействия сверхдержав в контексте разрядки. Несмотря на запуск отдельных инициатив Роджерсом, а также обсуждения по «тайному каналу» проблемы Ближнего Востока в рамках подготовки исторического визита Никсона в СССР в 1972 г., на Московском саммите были согласованы лишь 10 пунктов «Общих рабочих принципов решения конфликта на Ближнем Востоке», которые так и остались тайной для публики.

Президент Никсон прямо заявил советской стороне, что «Ближний Восток не является такой острой проблемой, каковой является сейчас Вьетнам, однако в перспективе эта проблема может стать значительно серьезнее». Никсон также заметил, что вокруг конфликта накипело слишком много страстей, и высказал мнение, что «никакое публичное выступление не в силах его разрешить – добиться урегулирования можно, только если две сверхдержавы окажут влияние в конфиденциальном порядке»[408].

Но именно в отсутствии единого способа взаимодействия сторон по данному вопросу и состояла ключевая проблема. Более того, можно констатировать, что к лету 1972 г. на фоне примиренческой риторики в контексте разрядки две сверхдержавы начали реализацию своих политических интересов в регионе.

Желая сбалансировать два взаимоисключающих друг друга вектора – курс на урегулирование арабо-израильского конфликта и курс на поддержку Израиля, Вашингтон делал ставку на решение этого принципиального противоречия путем совершения частичных, сепаратных шагов в данном направлении.

Шкала приоритетов, обозначенная руководством сверхдержав на высшем уровне, не могла не вызвать разочарования у региональных акторов. Как пишет в своей автобиографии президент Садат, Египет, для которого результаты Московского саммита стали ударом, и Саудовская Аравия достигли консенсуса в отношении силового сценария в арабо-израильском противостоянии[409]. Оценка, высказанная президентом Египта, прямо свидетельствует о «запрограммированности» роста конфликтного потенциала в регионе, который вопреки видению сверхдержав неизбежно рано или поздно привел бы к новой арабо-израильской войне.

На фоне активизации диалога с Египтом и Израилем администрация Никсона сверяет часы в отношениях со стратегическим партнером США на Ближнем Востоке – Королевством Саудовская Аравия. 27 мая 1971 г. с визитом в США прилетает король Фейсал[410]. Стороны обсуждают двустороннее сотрудничество и модель урегулирования арабо-израильского конфликта, реализация которого не могла быть осуществлена без участия КСА как одного из ключевых полюсов силы внутри арабской коалиции[411].

Вместе с тем решительные шаги исходили в тот момент со стороны Египта. Вскоре за открытием секретного канала связи с Вашингтоном последовал откровенно антисоветский демарш президента ОАР Садата – прекращение миссии советских военных советников в Египте. 17 июля 1972 г. вопреки существующему между Москвой и Каиром Договору о дружбе и сотрудничестве Садат высылает из Египта контингент советских военных специалистов, а также отказывается от использования новейших систем ПВО советского производства, поставленных в 1970 г. еще при Насере. Советские специалисты находились в стране в соответствии с Соглашением от октября 1968 г., на основе которого СССР оказывал помощь Египту в реорганизации вооруженных сил. Президент Садат де-факто шел на нарушение Соглашения в одностороннем порядке.

Разыгрывание дипломатического пасьянса с США, желание наладить политический диалог с Вашингтоном рассматривалось Садатом и египетской верхушкой также как возможность помешать политическим планам Меир по созданию «Великого Израиля».

27 июля 1972 г. Анвар Садат выступает с публичной критикой в адрес Советского Союза, которая выглядела как прямое давление на Москву в вопросе арабо-израильского противостояния.

Желание Садата любыми способами получить еще большие объемы финансовой и военно-политической поддержки от Москвы для решения своих региональных задач было примером прямого давления младшего партнера, proxy, на своего патрона – сверхдержаву. Действия Садата, как ни парадоксально, заставляли сверхдержаву маневрировать в условиях разрядки международной напряженности, где на кону стоял модус взаимодействия СССР и США. С точки зрения логики взаимодействия США и СССР в рамках модели разрядки шкала приоритетов сверхдержав не всегда учитывала, а зачастую игнорировала амбиции партнеров в отдельных сегментах биполярной системы. Цель сохранения баланса сил и максимального предотвращения эскалации насилия в рамках локальных конфликтов – ключевой тренд во взаимодействии США и СССР в первой половине 1970-х гг.

Как резюмировал в своих мемуарах Киссинджер, «Советский Союз дорого заплатил в Египте и на всем Ближнем Востоке за то, что фактически охладел к Ближнему Востоку на встрече в верхах. Несомненно, мощь Израиля стала главным сдерживающим фактором. Кремль также учел тот факт, что война была чревата риском прямой конфронтации с США. Советские руководители, нуждавшиеся в американском зерне и нашей поддержке в деле ратификации германских договоров, не могли позволить себе вызвать кризис в таком чувствительном районе. Но как раз именно в такой форме, как предполагалось, и должна была работать стратегия разрядки, представляя как риски, так и стимулы для поощрения советской сдержанности»[412].

Осложнив отношения с Москвой, Садат не только лишился прямой военной поддержки со стороны СССР, что было важно в условиях крайне динамичных арабо-израильских войн, но и оказался в чрезвычайно уязвимом положении и был вынужден играть уже по чужим правилам, когда попадал в зависимое от инициатив США и Израиля положение.

Британская The Times писала 1 августа 1972 г.: «Вывод советских военных специалистов направлен на