Кузьма Минин на фоне Смутного времени - Валерий Перхавко

повествуется в Новом летописце, «не убоявшись суда праведного Божия, дерзнул на смертное убийство, сам своими руками побил их во дворце и рассек их на части». В благодарность за верную службу Лжедмитрий I пожаловал Микулина, как и Гаврилу Григорьевича Пушкина, чином думного дворянина{590}.

Согласно дневниковым «Запискам» немецкого купца из Нюрнберга Георга Паерле, прибывшего в Москву в мае 1606 г., польские послы, которые приехали тогда же в столицу России вместе с Мариной Мнишек, были введены в «аудиенц-залу» (Грановитую палату) Кремля для встречи с Лжедмитрием I «думным боярином» Микулиным. По свидетельству этого же автора, 18 мая во время бракосочетания самозванца с М. Мнишек Лжедмитрий I «велел своему сенатору Григорию Ивановичу Микулину изъявить благодарность его королевскому величеству за дозволение Сандомирскому воеводе привезти в Москву свою дочь»{591}. Юрия Мнишека, его приятелей и польских послов, усаженных за «кривым» столом, на второй и третий дни свадьбы потчевали боярин П. Ф. Басманов, окольничий К. Г. Ромодановский и думный дворянин Г. И. Микулин{592}. Вряд ли новоиспеченный думный дворянин мог тогда предугадать, что вскоре самозванца постигнет крах. Как сообщил Исаак Масса, Микулин во время мятежа против Лжедмитрия I 18 мая «ускакал на царевой лошади и намеревался пробраться в Польшу, но его настигли в Вяземах, в шести милях от Москвы»{593}. Дальнейшая его судьба не исследована{594}.

На стремительное возвышение Федора Андронова и Григория Микулина повлияли ряд объективных обстоятельств и субъективных факторов. Среди объективных — общая обстановка Смутного времени, для которой были характерны кризис российской государственности, сопровождавшийся падением авторитета и легитимности царской власти; расцветшее бурно самозванчество; возникновение нескольких властных центров; раскол русского общества на противоборствующие группировки; нарушение каналов воздействия верхних слоев купечества на низшие слои торгово-ремесленного населения; вмешательство во внутренние дела России соседних государств (Речи Посполитой, Швеции), нуждавшихся в управленческих кадрах из местного населения. Но сказались и черты характера самих Андронова и Микулина: авантюризм, беспринципность, жажда наживы и власти, несомненные организаторские способности, деятельная энергия.

Эти качества помогли — во всяком случае, Андронову — выделиться из торговой среды и занять высокое место в общественной иерархии, неподобающее ему по происхождению и прежнему социальному статусу. Его деятельность в Смутное время оказалась весьма далекой от нормативно одобряемого, социально устойчивого образца поведения человека «купецкого чина». Но, оказавшись в водовороте ключевых событий Смутного времени, выходец из торговой среды, занявший одну из высших должностей на государственном поприще, утратил инстинкт самосохранения, за что и поплатился жизнью.

Глава 6

Отношение

к деяниям Минина и Пожарского

в эпоху Просвещения

Спустя столетие после Смутного времени в России началась совершенно иная эпоха, на облик которой повлияли Петровские реформы, имперский дух, политика просвещенного абсолютизма времен Елизаветы Петровны и Екатерины II.

Решение актуальных внешнеполитических задач и формирование национально-государственной идентичности Российской империи настоятельно требовали обращения к прошлому страны, к ее устоявшимся традициям и истокам. И не случайно интерес к истории России проявился первоначально у самого Петра Великого, у администраторов-практиков П. П. Шафирова и В. Н. Татищева и церковного деятеля Феофана Прокоповича, выдвинувшихся в период реформ. Царь-реформатор приказал перенести из Москвы в Санкт-Петербург икону Казанской Богоматери, с которой Второе земское ополчение в 1612 г. отправилось освобождать столицу России от интервентов.

В 1715 г. появилась рукописная «Подробная летопись от начала России до Полтавской баталии», приписываемая Феофану Прокоповичу{595}. В ней говорится о патриархе Гермогене, славных деяниях Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского и превозносятся также заслуги Прокопия Ляпунова и Дмитрия Трубецкого{596}. В то же время П. П. Шафиров, повествуя в 1717 г. об освобождении в 1612 г. Москвы от интервентов, вовсе не упоминает имен Минина и Пожарского{597}.

В 1717 г. было напечатано сочинение Феофана Прокоповича «Родословие великих князей и царей российских», в котором в заслугу царю Михаилу Федоровичу ставилось то, что он «Российское же государство в великий мир приведе»{598}. Более пространная характеристика Смутного времени содержится в другом сочинении Феофана Прокоповича «История императора Петра Великаго от рождения его до Полтавской баталии и взятия в плен остальных шведских войск при Переволочне, включительно» (1718–1722 гг.). Впрочем, опубликовано оно было только в 1773 г.{599}, уже при Екатерине II.

В предисловии к Морскому уставу, утвержденному Петром I 13 января 1720 г., содержится исторический экскурс, начинающийся со времен легендарного Рюрика. Там повествуется и о Смутном времени, когда «злодейством Бориса Годунова пресеклась линиа прежних царей и паки государство Российское чрез многая смятения едва не пришло паки к падению»{600}.

В популярном сочинении «Ядро российской истории», написанном в царствование Петра Великого А. И. Манкиевым (долгое время его автором считался русский посол в Швеции князь Андрей Яковлевич Хилков) и впервые изданном в 1770 г., имя Минина упоминается несколько раз: 1) при описании начала формирования в Нижнем Новгороде Второго ополчения, к чему, как сказано, призывал «из тамошних граждан купец мягким товаром торговавший, Козьма Минин, зовомый Сухорукой»); 2) в связи с избранием Минина ответственным за сбор воинской казны по совету Пожарского; 3) когда вместе с князем Андреем Хованским Минин вел отряды ополчения от Ярославля до Ростова Великого, пока Пожарский отъезжал в Суздаль помолиться{601}. Очевидно, Манкиев использовал в качестве основного источника Новый летописец 1630-х гг. При этом он допустил пару неточностей: Минин торговал в Нижнем Новгороде мясом, а не «мягким товаром» (пушниной), а князя Хованского, одного из руководителей Второго ополчения звали Иваном, а не Андреем.

В письме, направленном 21 декабря 1735 г. из Екатеринбурга библиотекарю Академии наук И. Д. Шумахеру В. Н. Татищев упомянул среди имеющихся у него материалов по российской истории рукопись «О Пожарском, Минине, о польских временах»{602}. Судя по сохранившемуся в рукописи словнику «Звания городов, урочисч, рек, озер, чинов, фамилей, денег и обстоятельств, в России употребляемых», Татищев намеревался включить в свой «Исторический лексикон» статью-справку «Смутное время»{603}.

Четвертая незавершенная часть «Истории Российской» В. Н. Татищева, над которой он работал с 1739–1740 гг. до своей кончины в 1750 г., в отличие от первых трех частей его труда, была впервые полностью издана только в 1964 г. Здесь, в разделе «Междоцарствие», содержится пространная реконструкция обращения к нижегородцам Минина, предложившего собрать деньги на войско и пригласить в качестве воеводы князя Д. М. Пожарского: «В Нижнем Новегороде один ис купечества мясник Козьма Минин Сухорук, видя такое тяжкое Росискаго государства разорение и предлежащий страх к конечному падению, ревностию возгоревся, единою пришед в собрание граждан, начел всем говорить: «Мужие, братие, вы видите и ощущаете, в какой великой беде