Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V

Дышать трудно, но мы переводим дух с довольной улыбкой.

— А палатка Тэллюа?

— Ага, наконец, вспомнили! Я ждал этого вопроса.

Дерюга подходит к кустам и картинным жестом их раздвигает.

— Страна Страха! — театрально декламирует он.

В лучах восходящего солнца среди неописуемо пышных цветов олеандра я вижу повисшую над поселком треугольную площадку, к которой ведет узкая тропинка. Позади площадки очевидно обрыв на другую сторону горы. Точно порхая в воздухе, играют на солнце яркими красками две большие палатки.

— Волшебное гнездо нашей Жар-птицы! — любезно добавляет он, злобно блестя глазами.

Я с восхищением гляжу вперед и вдруг вижу толпу туземцев. Люди галдят и машут руками. Из их гущи отделяется фигура в мундире и шлеме и пускается наутек. В обеих руках легионера бьются куры.

— Ба, — цедит сквозь зубы Дерюга, — я так и думал: господин лейтенант со своими молодцами уже изволил прибыть! Хорош обход района! Слышите радость благодарного населения?

Возбужденная толпа выла и проклинала. Потом вопли вдруг стихли: лохматые фигуры рассыпались как горох, навстречу нам показался Сиф. У него под глазом — здоровенный синяк, лицо помято, и, видимо, сержант не в настроении распоряжаться.

— Командуйте вы, — прошу я Дерюгу.

— Да что тут командовать! Разбивайте свою палатку прямо у источника: вода обеспечена днем и ночью. Вон те палатки — наши, вот моя, а вот герра Балли.

— А где же он сам?

— Сейчас узнаем. Эй, ребята, где профессор? В обходе? Ладно, скоро вернется: мы практикуем выезды с базы на два-три дня для освоения района. Вот что, мсье, — Дерюга оборачивается ко мне, — купайтесь и наводите красоту, даю вам час времени. Потом захожу за вами, и мы отправляемся вместе вон на ту площадку — в гости к прекрасной Тэллюа.

«Любопытно, — говорю я себе, застегивая пуговицы мундира. — Очень любопытно, — пальцы слегка дрожат от волнения. — Уж не включился ли и я в блестящую компанию соискателей? Олоарт — Лаврентий — Лионель?.. Не хватает только меня и Сифа».

Надеваю шлем. Бросаю последний взгляд в зеркало, которое держит мсье Свежесть.

«Чертова баба… а интересно все-таки, как она выглядит?»

— Вы готовы?

На Дерюге новенький белый костюм. В крепости он ходил неряхой, а здесь, в горах, принарядился… Забавный тип… А я?!

Мы замечаем парадную вылощенность друг друга, оба смущены и смотрим в стороны.

— Прекрасная погода, мсье ван Эгмонт!

— Чудесный воздух, граф!

Вот и площадка. Красивый обширный шатер из пестрых тканей, позади него шатры и навесы поменьше. У входа шест с рогатым черепом какого-то животного и копья с флажками, на одном узнаю бело-красные цвета Олоарта аг-Дуа. За палатками громкий смех и говор — молодые женщины заняты стряпней.

Какая бодрость! Воздух пьянит, как вино… Эх, славно! И, готовясь войти в шатер, вдруг замечаю над зубчатой вершиной горы легкое облачко — первое облачко Сахары! «Привет тебе!» — говорю я ему и смело поднимаю полу шатра.

В первый момент после яркого утреннего света шатер кажется темным. Вверху отверстие, сквозь которое льется поток сильного голубоватого света и видно радостно сияющее небо. Потом замечаю второй источник освещения — широкое отверстие в задней стене, затянутое прозрачной оранжевой тканью: оно пылает в темноте, как большой фонарь. Постепенно глаза привыкают — медный треножник, вьется дымок и чувствуется запах благовонного курения. На корточках сидит молодая женщина в полосатом халате — рабыня, по-здешнему шаклитка, с белым веером… Еще замечаю смутные очертания столика, чашки и сласти, ковер на полу и многое другое… но все это выпадает из внимания… Не отрываясь, я гляжу только прямо перед собой.

Посредине шатра, под отверстием в потолке, устроено возвышение, покрытое цветными тканями и подушками — род ложа или староиспанской эстрады. Столб голубого света упирается в него, и на фоне прозрачной темноты шатра яркие краски драпировок сверкают, как эмаль. На возвышении лежит девушка, одетая в короткий халат лимонного цвета, поверх которого наброшен второй ярко-голубой халат. Его атласные широкие складки свободно рисуют небольшое стройное тело. Голубые лучи сверху и оранжевые со стороны перекрещиваются и чудесно мягкими цветами освещают всё — и ткани одежды, и золото украшений, и даже смуглую кожу: девушка светилась и отливала разноцветными бликами, как большой драгоценный камень или крыло бабочки. Вот она шевельнулась, приподнялась мне навстречу, все краски вспыхнули и заиграли, даже тщательно причесанные волосы показались цветными, даже каждый пальчик маленькой босой ножки, перехваченной браслетом, нежно мерцал из темноты оранжевым и голубым.

Я молча стоял и любовался… Я боялся спугнуть это светящееся существо — казалось, оно взмахнет яркими крыльями и упорхнет в смеющееся вверху небо, как настоящая Жар-птица.

— Это — Большой Господин, о котором я говорил тебе, Тэллюа.

— Лионель?! И вы тут?!

— Проездом… Начал обход зоны с этого места.

Теперь я вижу и лейтенанта: он полулежит перед эстрадой на ковровых подушках. Поверх походного мундира накинут красный бурнус зуава. «И он тоже?» — улыбаюсь я.

Лаврентий не может упустить случая:

— Ах, мсье д’Антрэг, как вы предусмотрительны: взять в обход безлюдной пустыни парадную форму — это не всякому придет в голову. Пистолет не забыли?

— Нет, никуда не уйти от всех наших пошлостей — они путешествуют с нами, — я обрываю Лаврентия и подхожу к Тэллюа.

Она встает и, прижав к груди обе руки, кланяется в пояс. Говорит гортанным голосом, с трудом подбирая французские слова, как ребенок в школе, старательно и наивно:

— Здравствуй, Большой Господин!

Начинается официальная часть разговора, ряд обязательных вопросов и предписанных приличием ответов. Девушка говорит спокойно и рассматривает меня из-под синих ресниц. Я стою перед эстрадой с листком в руках, поперхиваясь, читаю ответы.

— Ма ту лит? — спрашивает она певуче.

— Аю, эль кейрас, танемерт! — заикаюсь я.

Потом повторяем то же, но наоборот:

— Ма ту лит? — спрашиваю я.

— Аю, эль кейрас, иншаллах! — улыбаясь, отвечает она.

— Т-эс-ламет?

— Аю, э-с-лама, танемерт!

— Т-эс-ламет?

— Аю, э-с-лама, иншаллах!

И так далее, пока церемония не подходит к законному концу.

Потом, обернувшись к рабыне, девушка продолжает говорить на своем языке, та, с любопытством меня разглядывая и мешая французские и итальянские слова, переводит: «Пусть Аллах меня благословит… Рад ли я, что добрался до этой прекрасной страны? Слава Аллаху, если да… Её бедный шатер принадлежит мне, она — моя бедная рабыня…»