Крёстные матери. Женщины Коза ностры, Каморры, Ндрангеты - Алекс Перри

дебатов о взаимосвязи между женщинами и преступностью, а с другой – в связи с историей и местными особенностями конкретных преступных организаций. Особое внимание будет уделено вопросу взаимосвязи между женщинами и насилием.

Преступность среди женщин

Начнем с основного факта: в Италии, как и в других рассмотренных странах, уровень женской преступности низок по сравнению с мужской, особенно в части насильственных преступлений. Процент женщин, совершивших насильственные преступления в Италии, оставался практически неизменным на протяжении нескольких десятилетий (от 6 до 8%), в то время как наблюдалась тенденция к увеличению числа преступлений против собственности, грабежей и т.д. (от 10 до 18%). Количество женщин-заключенных в Италии также невелико, колеблясь в пределах 5–7% от общего числа заключенных за последние 50 лет. Отчеты, подготовленные в рамках этого исследовательского проекта, демонстрируют аналогичные тенденции во многих других странах. Очевидная разница в девиантном поведении между мужчинами и женщинами обычно интерпретировалась на основе двух различных предположений: гипотезы эмансипации и гендерной гипотезы.

Гипотеза эмансипации

Эта интерпретация предполагает, что более низкая преступная активность женщин объясняется их подчинением в патриархальных условиях и отсталыми условиями жизни, особенно ограниченным присутствием в общественной сфере. В 1970-е годы была выдвинута гипотеза, что с успехом женской эмансипации количественный разрыв между преступными деяниями мужчин и женщин сократится, так как у женщин появится больше возможностей для легальной и нелегальной карьеры. Хотя эта гипотеза не подтвердилась, она породила идеи и дебаты о природе и причинах участия женщин в преступности. Фактически с 1970-х годов не зафиксировано роста числа арестов, сообщений и осуждений женщин за насильственные преступления, и, по крайней мере в Италии, процент преступлений, связанных с кражами, также остался неизменным, за исключением магазинных краж в крупных универмагах и карманных краж. Основное допущение этой «эмансипативной» гипотезы состоит в том, что женскую преступность можно объяснить так же, как мужскую, игнорируя гендерные различия, порождающие разные чувства, эмоции, установки и поведение.

Гендерная гипотеза

Этот подход стремится анализировать женское девиантное поведение как поведение «само по себе», то есть на основе анализа женского начала как социального конструкта по отношению к мужскому и независимо от него. С этой точки зрения, женскую преступность следует рассматривать не как подвид общей «нормальной» преступности, представленной (более заметными) мужскими данными, а как способ существования и действия, вытекающий из истории, долгосрочных психосоциальных процессов и процессов социализации, специфичных для женщин. Специфическое качество и оригинальность этих процессов рискуют остаться неисследованными, если мужское поведение останется мерилом восприятия и оценки чувств, мыслей и действий женщин.

Женская социализация предполагает усвоение уязвимости и слабости сексуальной идентичности, что приводит к особому девиантному поведению. В семейном контексте девочки подвергаются большему первичному социальному контролю, чем мальчики, и привыкают к меньшей свободе. Они склонны больше сублимировать, чем действовать напрямую. Символическое насилие, веками обусловливавшее социализацию различий между полами, сохраняется помимо воли индивида. Пьер Бурдье пишет: «Страсти доминирующего габитуса (с точки зрения пола, этнической принадлежности, культуры или языка), соматизированные социальные отношения, социальный закон, преобразованный в инкорпорированный закон, – это не те страсти, которые можно приостановить простой силой воли, основанной на обретении освобождающего сознания. Если совершенно иллюзорно полагать, что символическое насилие может быть преодолено только оружием сознания и воли, то это зависит от того факта, что эффекты и условия его эффективности глубоко запечатлены в самой глубокой области тела в форме диспозиций». Добавьте к этому факт, что многие женские девиации выражаются, интерпретируются и подавляются как психологическая и психиатрическая патология. Женщины «психиатризированы» больше мужчин: «Мы можем сказать, что если криминальная девиантность у женщин намного ниже, чем у мужчин, то это еще и потому, что, как это ни парадоксально, женщинам запрещено гораздо больше типов поведения и установок по отношению к мужчинам; другими словами, сфера женской девиантности потенциально намного шире, даже если интерпретируется иначе, чем мужская… То есть женская девиантность… чаще психиатризуется, чем криминализируется».

Это последнее утверждение напоминает о долгой истории дифференциации наказаний между женщинами и мужчинами. На протяжении веков вменяемость женщин уменьшалась или блокировалась со ссылкой на древний принцип sexus infirmitas (сексуальной немощи, слабоумия или хрупкости), заимствованный из римского права: «Возможно, амбивалентность, возникающая, когда коллектив должен наказать женщину, может быть истолкована именно в этом смысле: женщины составляют часть сообщества неоднозначным образом, конечно, не так полно, как мужчины; иногда они поглощены им, иногда исключены. Их сфера принадлежности – это участие в обществе, но лишь в той мере, в какой оно фундаментально и зависимо связано с семьей. Они воплощают как социальную неполноценность, так и возвышенную близость к священному как носители жизни. Следовательно, они публично неприкасаемы, будучи одновременно священны и неполноценны. Предпочтительнее делегировать их контроль семье, единственной организации, с которой они связаны реальным договором. Когда этот контроль ослабевает или тот, кто его осуществляет, предпочитает делегировать его общественным властям, эти двусмысленные механизмы наказания проявляются под знаменем политики “символического ослабления”».

Таким образом, женская девиантность и преступность конструируются и определяются на стыке инклюзии и исключения, между публичной сферой и частной семейной сферой; эти формы отчасти все еще ждут своего рассказа от самих действующих лиц и, во всяком случае, целостного анализа.

Женщины и насилие

В качестве введения кратко перечислим теоретические и методологические указания, выявленные в исследовании:

Важно перейти к большему прояснению, описанию и анализу роли и функций женщин в преступлениях мафии, начиная с рассказов и заявлений самих женщин (поскольку до сих пор большинство доступных заявлений исходило от мужчин-мафиози).

Необходимо читать источники, свободные от ограничений широко распространенного представления, считающего женскую девиантность идентичной мужской, отличающейся только количественно (и использующего мужскую девиантность как неявную «нормальную» точку отсчета).

Исходя из анализа деятельности конкретной мафиозной организации, преступную практику женщин необходимо описывать, оценивая и определяя индивидуальную деятельность как поддержку, временное делегирование власти или даже разделение власти (следует помнить, что мужчины действуют на всех этих уровнях).

Вопрос о признании должен быть центральным: от кого и от чего зависит выполнение приказа внутри организации? Власть принадлежит тем, кто способен обеспечить подчинение. Что произойдет, если женщина отдаст приказы, не узаконенные мужчиной за ней (мужем, братом, сыном)? Пока кажется, что механизм признания-повиновения мужчины активируется лишь при взаимодействии с другими мужчинами, за исключением случаев, когда он временно применяется к женщине на ограниченный срок – пока она замещает своего заключенного мужчину.

Что касается власти, то в заявлениях женщин и мужчин следует искать следы определений, чтобы понять, воспринимаются ли связи между богатством, способностью внушать страх и применять насилие, важностью патронажа и осознанием своей посреднической и гегемонистской роли (различные аспекты так называемой власти мафии) существенно по-разному мужчинами и женщинами – как в способности осуществлять власть, так