Василий Великанов - Разбойник и Мишка (рассказы)

- Как не видали! - отвечает мне командир батареи Дуванов и, показывая рукой на картофельное поле, говорит: - Видите, вон два самолёта догорают? "Мессер" и наш "ястребок". Вашего помощника и лётчика мы отправили в медсанбат.

- Как они?

- Да вроде ничего... А там уж дело врачей...

- Что тут случилось?

Вместо ответа Дуванов воскликнул:

- Ну и молодец у вас Миша! Спас лётчика, а сам чуть не погиб.

И Дуванов рассказал мне о том, что произошло на глазах у артиллеристов.

- Всадника на белом коне мы заметили ещё издали, - начал свой рассказ Дуванов. - Ехал он по дороге лёгкой рысцой и временами, как и мы, посматривал на небо: шёл воздушный бой. Два "мессера" напали на одного "ястребка". Наш самолёт увёртывался от них, ввинчивался в небо, делал петли и стремился зайти в хвост врагу. Один стервятник задымил и пошёл штопором вниз - за ним потянулся чёрный хвост дыма. Ребята закричали: "Так его, мерзавца!" И даже захлопали в ладоши.

"Ястребок" ринулся на другого врага прямо в лоб, но тот скользнул вниз и ушёл в сторону, а в это время из-за облаков вынырнул третий "мессершмитт" и длинной пулемётной очередью ударил в хвост "яку". Самолёт задымил и пошёл на снижение. Он летел к земле так круто и с такой большой скоростью, что, казалось, уже не спланирует и врежется в землю. "Но что же лётчик не выбрасывается с парашютом?.. - беспокоились мы. - Может, убит..." Нет, вот самолёт выравнивается, планирует... Наверно, думаем, сядет в рожь. А рожь-то сухая, спелая. Загорится. Смотрим, шасси почти задевают за колосья, но самолёт минует ниву и садится на картофельное поле: подпрыгивает, качается из стороны в сторону и бороздит землю. Ох, как бы не перевернулся! Я тут же крикнул двум автоматчикам: "А ну, бегом к самолёту!"

Но нас опередил всадник на белом коне: он проезжал недалеко от места приземления самолёта. Смотрю в бинокль: Владимиров спрыгнул с коня - и к самолёту, от которого валил чёрный дым; появились язычки пламени. Владимиров вскочил на крыло и, ухватив лётчика под мышки, вытащил его из самолёта. В это время "мессершмитт" снизился и, сделав над "ястребком" круг, дал пулемётную очередь. В бинокль я заметил, как пули пробежали по картофельному полю и подняли лёгкую пыль. Видно, фашист бил из крупнокалиберного. Владимиров схватил лётчика в охапку и потащил его в сторону, к большой яме, из которой местные жители добывали песок. В горящем самолёте стали рваться боеприпасы. Как бы, думаю, не сразило ребят осколками. Потеряв из виду своих бойцов, я нервничал: где они там пропали?.. А Владимиров вот-вот уже у ямы... Ещё бы один шаг - и он в укрытии. "Мессер" делает круг и бьёт пулемётной очередью. Владимиров с лётчиком повалились в яму...

"Эх, - думаю, - не успели мои ребята!.."

После этого вражеский лётчик решил расправиться и с белым конём, который ожидал своего хозяина у кустика. Сделав над ним круг, лётчик дал очередь из пулемёта. Лётчик не заметил во ржи двух наших автоматчиков. Они ударили по "мессеру" бронебойно-зажигательными, он врезался в землю и взорвался. А ваш белый конь помчался по дороге...

Дуванов помолчал, а потом добавил:

- Вот и вся история...

Я поехал в медсанбат. В саду под яблонями стояли длинные палатки с целлулоидными окошками.

Около палатки я встретился с командиром медсанбата врачом Александровым.

- Наверно, за своим помощником приехали? - спросил он.

- Да. Ну как он?

- Герой. Лётчика спас и первую помощь ему оказал. Но сам ранен.

Мы зашли в палатку. В ней рядами лежали на носилках раненые после операции. В углу, слева, мы увидели смуглого молодого лётчика с забинтованной головой. Около него сидел Миша Владимиров. У него была забинтована шея. Как только мы вошли, Владимиров встал и, будто в чём-то винясь передо мной, доложил:

- Товарищ начальник, ваше задание выполнил. А тут такой случай... Задержался... И Воронок куда-то убежал...

- Ничего, Миша, всё в порядке. Воронок дома. Ну а ты как?

- Спасибо. Не беспокойтесь - я скоро выпишусь.

Лётчик спал. Лицо у него было бледное. Дыхание глубокое, ровное.

- Пусть поспит, успокоится, - тихо сказал врач Александров, - ранен в голову, но кость цела. Жить будет. И ещё полетает...

В ту же ночь раненого лётчика эвакуировали в полевой госпиталь. Миша провожал его. Лётчик, пожимая ему руку, тихо сказал:

- Спасибо, браток. Запомни - Сафонов. Я к тебе в село приеду после войны...

Миша молчал. Пережитые опасности роднят людей.

- До свидания... - промолвил он глухо.

Через две недели Миша Владимиров выздоровел и вернулся ко мне. А раненого Воронка мы вылечили и передали в дивизионный ветлазарет. При этом я сказал начальнику лазарета ветврачу Махову:

- Воронок - дорогой конь, донор. Берегите его. Его ценной кровью вы спасёте немало тяжелораненых лошадей.

КАК СОКОЛ СТАЛ БОЯТЬСЯ ВОДЫ

Много раз я благодарил колхозного конюха Ивана Агаповича за то, что он вырастил такого сильного и резвого коня, каким был Сокол. Иной раз пустишь его во весь дух за машиной - и не отстаёт. Шофёр выглянет из кабины и с восхищением воскликнет: "Ого! Вот это даёт!.."

Сокол был послушным и смелым. Но однажды с ним произошла такая оказия...

Ветфельдшер Миша Владимиров сел на Сокола без седла и поехал на водопой. Недалеко от нас, за железнодорожной линией, протекал ручей.

Через несколько минут, сидя в блиндаже, я услышал надрывный звук пикирующего самолёта, а потом - пулемётную очередь.

Вскоре в блиндаж вбежал Миша. Показывая на дверь, закричал:

- Скорей! Скорей! Сокол...

- Что случилось?

- Сокол пропал...

- Как - пропал? Убили?

- Нет! Утонул...

- Где утонул?

Я знал, что в том ручейке, где мы поили лошадей, было воробью по колено.

- В болоте! - воскликнул Миша.

Схватив моток кожаного "повала", которым мы связывали лошадей во время сложных операций, я выбежал из блиндажа. На ходу крикнул бойцам хозяйственного отделения:

- За мной, товарищи! С лопатами! Конь утонул в болоте!..

Во весь дух мы побежали к месту происшествия.

Оказывается, когда Владимиров ехал на водопой, на него пикировал "мессершмитт" и дал очередь из пулемёта. Сокол испугался и шарахнулся в сторону. Миша упал с коня. Сокол помчался по полю и ввалился в болото.

Конь увяз в трясине по самое брюхо. Голову тянет вверх, глаза вытаращенные, глухо стонет.

Сунулись мы к нему - ноги вязнут, опасно. Остановились, замешкались. Что делать? И вдруг Миша закричал, показывая рукой в сторону железнодорожного полотна:

- Щиты! Щиты!..

Около железнодорожного полотна стояли деревянные щиты, сложенные шалашиками. Бойцы бросились к щитам и быстро сделали настил по болоту.

По этому настилу мы добрались до Сокола и настелили щиты вокруг него. Стоим. Хорошо держат. Не тонем, только немного вода просачивается.