Алекс Гольдфарб - Саша, Володя, Борис... История убийства

Ровно в час, миновав длинную очередь турок, стоящую вдоль забора под присмотром двух полицейских машин, мы вчетвером приблизились к стеклянной будке. Я вытащил свой американский паспорт. Нас уже ждали. Вежливый молодой человек в рубашке с галстуком сказал что-то морскому пехотинцу, и тот, отобрав наши мобильные телефоны и мой паспорт, выдал гостевые пропуска на железных цепочках.

— Я консул, — молодой человек назвал свое имя. — Добро пожаловать в посольство Соединенных Штатов. Вы позволите, г-н Литвиненко, я возьму ваши документы.

Нас провели через пустой двор, сопровождающий набрал комбинацию на цифровом замке, железная дверь отворилась, и еще один морской пехотинец провел нас в странную комнату без окон со звукоизоляцией. Посредине стоял стол со стульями, а под потолком крутился вентилятор. Со стены на нас смотрел глазок видеокамеры. Под ним висел экран для видеоконференций.

Мы с Сашей переглянулись. Это был тот самый звуконепроницаемый “пузырь”, недоступный для прослушки извне, о котором я читал в шпионских романах. Как только мы разместились вокруг стола, открылась дверь и вошел еще один американец в очках, лет сорока на вид.

— Это Марк, мой коллега из политического отдела, — сказал консул.

Все в точности так, как говорил мой вашингтонский приятель, подумал я: люди из консульства и “другие люди”.

— Я вас слушаю, г-н Литвиненко, — сказал консул. — Чем мы можем вам помочь?

Дальнейшее происходило по сценарию нашего адвоката. Саша повторил свою историю и попросил предоставить ему и семье убежище в США, а консул ответил, что понимает ситуацию и очень сочувствует, но убежище в посольствах не дают. Что касается беженской визы, то ее рассмотрение потребует времени. Заполните вот эту анкету. Мы, конечно, постараемся ускорить процесс, но решения принимаются в Вашингтоне. Оставьте телефон, по которому с вами можно связаться.

Я сказал, что попробую получить для них “пароль” в Вашингтоне, где у меня есть связи.

— Это разумно, — ответил консул.

Несмотря на вентилятор, в “пузыре” было жарко, хотелось пить. Толик притих, чувствуя, что происходит что-то очень важное. По щекам Марины текли крупные слезы.

— Учитывая специфическую ситуацию г-на Литвиненко, — сказал я, — есть основания опасаться за их безопасность. Нельзя ли на время рассмотрения дела поселить их в каком-нибудь безопасном месте, например там, где проживают сотрудники посольства?

— К сожалению, такой возможности у нас нет.

— В каком отеле вы остановились? — вдруг вступил в разговор молчавший до сих пор Марк.

— В “Шератоне”.

— На чье имя снят номер?

— Моей жены, — сказал я. — У нее другая фамилия.

— Мы знаем, она была у нас утром. Думаю, вы преувеличиваете опасность. “Шератон” — американский объект, а мы находимся в мусульманской стране. Здесь возможны теракты, так что к безопасности в “Шератоне” относятся серьезно. Я хотел бы поговорить с г-ном Литвиненко наедине.

И предвосхитив мой вопрос, добавил:

— Перевод нам не потребуется.

Саша кивнул, и мы вышли из бокса. Консул отвел нас на вахту, вернул документы и, пожелав успеха, распрощался. Я повел Марину и Толика в гостиницу. Мы молча шли по пустынной улице мимо загородки для турецких соискателей виз. Хотя консульство закрылось, движение по-прежнему было перекрыто. Из-за деревьев выглядывали верхние этажи домов. В одной из этих квартир, подумал я, наверняка прячутся российские шпионы — они смотрят на нас в бинокль, фотографируют через телеобъектив. Может, у американцев все-таки хватит ума отвезти Сашу в отель в закрытой машине?

МАРК ПОЗВОНИЛ ТОЛЬКО к вечеру, часа через четыре: “Можете забирать своего друга”.

От гостиницы до посольства рукой подать. Но Саша был не готов сразу предстать перед Мариной.

— Пусть он нас чуть-чуть покатает, — сказал он, забираясь на заднее сиденье желтого турецкого такси, — мне надо прийти в себя.

— Что так долго? — спросил я, не выдержав затянувшейся паузы.

— Меня долго кололи.

— Как кололи? — не понял я.

— Ну, раскалывали. Мы по телевизору разговаривали с Вашингтоном. С той стороны сидел мужик, кстати, на тебя похожий, по-русски — без акцента. И с ним целая команда. Сначала меня проверяли. Зададут вопрос, потом бегают, сверяют. А потом он от меня часа три информации добивался. Я, говорит, хочу тебе помочь, но мне надо хоть что-нибудь иметь, чтобы я мог за тебя просить, не могу же я идти наверх с пустыми руками. В общем, вполне стандартный подход.

— Ну и ты?

— Да я вспомнил одну вещь. Не хотел говорить, а потом думаю, черт с ними, скажу. Мне нечего терять. Он прямо подпрыгнул, когда услышал, говорит: “Все сходится. Сэнк ю вери мач”.

— Зачем же ты это сделал, Саша? Ведь Джозеф предупреждал: ничего им не давать, пока не получишь гарантий. Они тебе хоть что-нибудь пообещали?

— Да нет, сказали — иди в гостиницу и жди. Теперь будь что будет.

Сашино напускное безразличие плохо скрывало его внутреннее напряжение. Я попытался представить себя на его месте — быть целиком во власти человека на экране и лихорадочно соображать, что лучше: держать язык за зубами и делать вид, что знаешь кучу секретов или сказать им все, что знаешь, и будь что будет? Интересно, что же заинтересовало американцев? Но я не стал давить на Сашу, на сегодня с него хватит. Захочет, скажет сам.

НАШ УЖИН в тот вечер представлял собой грустное зрелище. Толик капризничал, Саша молчал, что-то обдумывая, Марина и я поддерживали разговор на отвлеченные темы. Раньше или позже, но мне нужно было возвращаться домой. На самом деле, в кармане у меня лежал билет в Нью-Йорк на следующее утро, но у меня не поворачивался язык им об этом объявить.

Вдруг Саша сказал:

— Нас уже пасут. Видишь мужика с газетой за стойкой в баре. Он сидел в холле на этаже, а потом спустился сюда. Сейчас проверим.

Саша вышел из-за стола и пошел в туалет. Мужик повернулся так, чтобы видеть дверь туалета. Саша вышел, направился в фойе. Мужик снова переместился, чтобы держать его в поле зрения.

— Придурки. С такой наружкой меня бы давно с работы выгнали, — сказал Саша, вручая мне газету, которую подобрал в холле, чтобы его прогулка выглядела естественно. — На, почитай.

— Я мельком бросил взгляд на первую страницу. Это была местная газета на английском языке “Туркиш Таймс”. Заголовок на полполосы гласил: “Облава на Русских”. Статья сообщала, что в Турции находятся двести тысяч русских с просроченными визами, многие связаны с проституцией и переправкой нелегальных эмигрантов в Европу, и власти их отлавливают и депортируют в Россию. “Ну прямо в точку, — подумал я. — Хорошо, что Саша не читает по-английски”.