Сергей Колбасьев - Джигит

- Хотим, - ответили Нестеров и Аренский.

- Конечно, - поддержал Бахметьев.

- Ну, тогда я вам расскажу, - и Константинов не спеша рассказал: - Была у нас на "Громобое" сучка, фокстерьер по имени Дунька. Это еще в ту войну было. Во Владивостоке. Веселая была дамочка и умненькая. Каждое утро с буфетчиком съезжала на берег, бегала там самостоятельно и обделывала какие-то собственные делишки, а с двенадцатичасовым катером непременно возвращалась на крейсер к обеду.

Конечно, больше всего на свете она любила охотиться за крысами, а у нас этого добра было достаточно. Даже по кают-компании, подлые, бегали среди бела дня.

Ну вот. Однажды смотрим: скачет Дунька как черт и от нее удирает здоровая рыжая крыса. Крыса на диван- он у нас шел вдоль борта, - Дунька за ней. Крыса на спинку дивана - Дунька тоже.

Дальше деваться некуда, и крыса" со страху бросилась в открытый иллюминатор прямо за борт.

Охота - азарт. Ясное дело, и Дунька прыгнула, только не пролезла. Застряла в иллюминаторе задней частью. Застряла и визжит. Неудобно ей.

Попробовали вытянуть назад - не идет... Шерсть не пускает. Как тут быть?

Оставить собачку в иллюминаторе нельзя. Непорядок. А пополам ее резать жалко. Думали, думали и решили спустить вестового за борт на беседке. С двух сторон Дуньку растянуть и попытаться заправить обратно.

Ну, спустили, взяли ее с обеих сторон за ноги, тянули, толкали - все равно не лезет, только еще хуже визжит. Опять думали и гадали и наконец придумали.

Был у нас такой мичман Пустошкин Лука, тот самый знаменитый, который бегал голый по Сингапуру. Так вот Лука Пустошкин и придумал выход из печального положения.

Взял чашку горячей воды, помазок, мыло и бритву и спустился за борт на второй беседке. Велел вестовому держать Дуньку обеими руками, а сам стал ее брить.

Дунька до того растерялась, что даже перестала визжать. Ну, он ее выбрил, а потом впихнул назад.

Только мельком мы Дуньку и видели - розовую с черными крапинками. Забилась она под диван и категорически отказалась оттуда вылезать.

Так там и жила, только изредка выбиралась за самой необходимой нуждой. И пока шерсть у нее не отросла, на берег, бестия, не сходила. Стеснялась.

- Угу, - сказал Нестеров, когда рассказ был кончен.- Животные понимают.

- Здорово! - обрадовался Бахметьев. - Хотел бы я на нее посмотреть, когда ее выбрили.

- Конечно, наилучший выход из положения, - отметил Гакенфельт.

- Необычайно лихо, - подтвердил Аренский.

Словом, все слушатели рассказом остались довольны, и каждый выразил это по-своему. Константинов же, протянув свою тарелку Гакенфельту, потребовал прибавки.

Веселый рассказ в кают-компании - великое дело. Он отвлекает людей от повседневных забот и огорчений судовой жизни, украшает досуг и вообще помогает существовать в обстановке далеко не всегда веселой.

Потому он и процветает на кораблях. Поэтому и вспоминают моряки - днем за обеденным столом, а вечером в уютном углу дивана - о множестве занимательных происшествий и воспоминания свои стараются излагать соответствующим языком.

И, может быть, потому же иные из них вдруг берутся за перо и неожиданно для самих себя становятся писателями.

4

За день Бахметьев успел узнать немало полезного.

Присмотревшись к работе своих подчиненных, определил, что минеры Сухоносов и Махмудьянов - люди толковые и надежные, а Бублик и Лихолет, наоборот, явные лодыри, которых следовало подтянуть. Особенно вихрастый Бублик, великий мастер по части разговоров.

Познакомился с Председателем судового комитета - старшим артиллерийским унтер-офицером Мищенко, мужчиной огромного роста, бесспорно положительным и грамотным, и решил, что с ним можно будет сговориться.

Конечно, тех, кто еще недавно числился в нижних чинах, он расценивал со своей, чисто офицерской точки зрения и, конечно, сам этого не замечал. Напротив того, ему казалось, что он сумел просто и хорошо к ним подойти, чем был чрезвычайно доволен.

Кроме того, он окончательно постиг устройство противолодочных бомб, к счастью оказавшихся значительно проще, нежели он думал, и тут же на собственном опыте убедился в том, что его командир своих приказаний не забывает.

Даже о тараканах Константинов помнил и поинтересовался, почему именно он до сих пор не купил порошка, потому ли, что вообще считал ненужным исполнять приказания, или просто потому, что ему было лень?

Пришлось извиняться и краснеть, разыскивать, кого можно было послать в город, и, за неимением лучшего, довериться Бублику, который обещал все справить в наилучшем виде, но до ужина на корабль не вернулся.

Аренский посоветовал не принимать командирского гнева близко к- сердцу и к слову рассказал, что Алексея Петровича на флоте звали "апостол Павел".

Звали его так за живописную привычку при случае произносить необычайные комбинации из крепких слов, обязательно заканчивая эти комбинации ссылкой: "как говорил апостол Павел".

С годами прозвание его настолько крепко к нему приросло, что фамилия его была почти забыта. Кому по чину позволено - прямо в глаза, а прочие за глаза звали его Апостолом, и он не обижался.

Всякий трудовой день, однако, рано или поздно заканчивался вечерним отдыхом, а вечером вся кают-компания эскадренного миноносца "Джигит" в полном своем составе отправилась в ресторан "Берс".

Вообще говоря, Бахметьев отнюдь не собирался ходить по ресторанам. Это никогда его не прельщало, а теперь вдобавок деньги ему нужны были совсем для иного. Однако в этот вечер отказаться он не мог. Пиршество было почти официальным и некоторым образом в честь его прибытия на миноносец.

В двадцать часов они сошли на берег, все пятеро как один в белых кителях и белых брюках, в темно-красных шелковых носках и с такими же темно-красными платочками, уголком торчавшими из карманов кителей. Такова была традиция кают-компании "Джигита" - при совместных выходах точно следовать форме одежды командира во всех ее мельчайших подробностях. Шли пешком по широкой, усаженной двумя рядами деревьев Бульварной улице, а потом по еще более широкой и зеленой Эспланаде.

Встречали немало знакомых, преимущественно своих же моряков, и в организованном порядке отдавали им честь. Встречали множество девушек самых разнообразных категорий и рассматривали их со сдержанным, но нескрываемым интересом.

Не спеша дошли до "Берса", который оказался расположенным в погребке, а потому уютным и прохладным. Нашли столик у стены, где свет был мягким, а музыка не мешала разговаривать, и расселись в таком же порядке, как у себя на корабле.