Александр Молодчий - Самолет уходит в ночь

Тогда же случилось такое, что и не расскажешь. Ночью, когда все спали, в квартиру забрались воры и утащили все, что могли взять, заодно и одежду. Какой она там ни была, но была она последней Остались в том, в чем спать легли. Двое суток мы все сидели дома. Отец на работу не ходил. Надеть-то нечего. На третьи сутки пришли рабочие с завода, где трудился отец. Заволновались там. Куда, мол, человек пропал? Узнав, в чем дело, принесли ему одежду, да и нам соседи дали кто что мог.

Оделись, спасибо сказали, будто ничего и не произошло. Тогда все перебивались, всем не хватало хлеба, а о приличной одежде мало кто и думал. В то тяжелое время никто из мальчишек, да и девчонок моего возраста не посмеялся бы над моими штанами в заплатах и дырявыми ботинками. Все было старым, потертым, перешитым и перелицованным. Недоедание и латаная одежда нас не угнетали. Не в жирном куске и не в тряпках счастье. Мы были всегда жизнерадостными, дружными Гордились своим пролетарским происхождением. Делали все с песней, с задором. На субботниках, воскресниках старались сделать больше других и как можно лучше. Песня нам помогала во всем — мы пели по делу и без дела, бывало и так, что пели тем больше и громче, чем сильнее хотели есть. Песня прибавляла нам сил. А песни-то какие были! Запоешь — и жить хочется, трудиться, бороться.

А когда отменили карточки на хлеб, я так его наелся, что едва не умер. Мать всполошилась, а отец недовольно бубнил:

— Дорвался, как Семен до каши...

Через пару дней все прошло Только дома надо мной подтрунивали. Не забылось И никогда не забудется. И грустное и веселое. И плохое и хорошее.

Не забудется то время. Из разрухи, из отсталости, тяжелее, чем из блокадного кольца, с невероятными усилиями вырывалась молодая Страна Советов на широкий простор будущего. И на долю юношества, комсомольцев выпали трудные задачи, но какие волнующие. Героические!

Росла страна. И мы росли. В тридцатые годы бурно развивалось все — промышленность, сельское хозяйство, наука Молодая Республика крепила свои Вооруженные Силы, создавала отечественную авиацию, авиационную промышленность.

Наши молодые сердца, зажженные примером отцов, звали только вперед, хотя и по пути неизведанному. Я всегда слышал от отца и его товарищей рабочих, бывших красногвардейцев:

— Наше счастье, сынок, наше будущее зависит только от нас самих.

Надо учиться и работать, работать и учиться, только глубокие знания и груд приведут к намеченной цели. Это понимали мы хорошо. Трудились. Учились. И мечтали Многие из нас, мальчишек, мечтали о полетах, о небе.

В те годы у нас был очень популярным лозунг «От модели — к планеру, от планера — на самолет». Когда я учился в школе, то каждую свободную минуту отдавал авиамоделизму Строил модели планеров, самолетов, делал воздушные змеи, клеил и шил шары Монгольфье. Но вот построить хорошую летающую модель планера или самолета не удавалось. Не было нужных инструментов, не хватало материалов. Строишь, строишь, возишься с моделью дни и ночи, кажется, ну на этот раз все будет отлично. Запускаешь модель, а она не летит. Иногда же удавалось каким-то чудом заставить ее удержаться в воздухе, но это кончалось крахом. Модель камнем падала на землю, и все такое красивое, резное, шлифованное, клееное превращалось в щепки.

Пройдут годы, и сделать летающую модель будет, в общем-то, проще простого. В магазинах появятся полуфабрикаты авиационных моделей и чертежи к ним. На книжных полках — много разнообразной литературы по летательным аппаратам, элементарной аэродинамике. Было бы желание — и пожалуйста, читай, строй — все к твоим услугам.

А тогда дела мои были плохи. Я строгал, клепал, выпиливал лобзиком, клеил, ломал голову, не спал ночами, но это не помогало — модели не летали.

— Что ты, Сашка, как сапожник-одиночка молотком стучишь? — сказал как-то один из товарищей отца.

— А что же мне делать?

— Как что? Идти в аэроклуб.

— А вдруг не примут? А вдруг выгонят?

— Да ты что?! Там же все такие, как и ты.

— Страшновато...

— Ну ладно, так и быть, коль ты такой стеснительный, помогу. Я немного знаком с Секирским, поговорю с ним.

Так мои старания, точнее сказать, мучения, были замечены. Через день я пошел в аэроклуб.

— Дуй прямо в авиамодельную лабораторию, — сказал товарищ отца.

А начальником там и был Владислав Секирский. Познакомились. Он внимательно выслушал меня.

— Не летают твои модели? К сожалению, и не полетят. — Сразу же понял причины неудачных полетов построенных мною моделей Секирский. — Для того, дружище, чтобы аппарат мог летать — а он тяжелее воздуха, верно ведь? — нужно не только желание, — говорил он. — И не только старательность при изготовлении. Нужно придать ему определенные аэродинамические формы, создать подъемную силу, и тогда он, уважаемый Александр... — извините, как вас? Игнатьевич? — Александр Игнатьевич, сможет полететь. А ваши познания в этих вопросах, будем откровенны, равны почти нулю. Вот здесь и причины неудач, Саша!

Секирский рассказал, что даже самолеты, построенные по чертежам авиационных конструкторов, и те не всегда летают так, как замышлялось, работают хуже расчетного. Авиационное дело очень точное, и самые малые ошибки могут испортить все. Нужно быть терпеливым, настойчивым. И, главное, все время учиться. Уметь делать и уметь переделывать.

— Только тогда твои модели полетят, — положил мне руку на плечо Секирский. — А посему зачисляем тебя в кружок авиамоделистов. Здесь ты и познаешь азы авиационных наук.

...Я, наверное, еще долго бы вспоминал под ритмичный перестук колес свое детство, но тут кто-то легонько толкнул меня в бок. Отвернулся от окна — Гаранин.

— Что это ты, Санька? Глухонемой, что ли? — спрашивает.

— Да так... А что?

— Поступила команда достать дорожные припасы. Перекусим.

— Что-то не хочется.

— Надо.

— Ну если надо — так надо...

За ужином понемногу разговорились. Но настроение у всех было не то чтобы мрачным, угрюмым — тяжеловатым. Даже те, кто обычно балагурил, ныне приутихли. Это много позже, когда привыкнем ко всему, закалимся в боях, снова вернутся и встанут в армейский строй и шутка, и смех. На заслуженное место, чтобы помогать жить и громить врага.

А сейчас, о чем бы ни начинался разговор, он сводился в конце концов к одному — к нашему переезду из Орла в Воронеж. Мы знали, что едем в распоряжение полковника Н. И. Новодранова. Что будем делать, чем заниматься — это было нам неизвестно. Терялись в догадках.

— На месте все станет ясным, — подвел итог капитан Брусницын. — А сейчас надо спать.