Александр Мень. Пастырь. Свет во тьме. Повесть о жизни и мученической смерти - Михаил Александрович Мень

пастырское служение не влияли на общественное сознание. Он был безусловным лидером общественного мнения. Власть боится таких людей.

Недоброжелатели внимательно, и с заведомо негативным настроем, присматривались к деятельности отца Александра, искали повод, чтобы обвинить его, вырывали из контекста фразы в его интервью, собирали «досье нового типа»: не компромат в светском понимании слова, а «богословские заключения» о неправославном духе его служения. В консервативных кругах Церкви росло напряжение. Его популярность беспокоила. Кто-то завидовал, кто-то боялся, кто-то просто не понимал. Антисемитизм только подогревал это напряжение. Но главной претензией, главной причиной ненависти всегда было одно и то же: он был слишком открыт и свободен.

Самым ярким свидетельством этой открытости стал необычный шаг – публичный диалог с мусульманским муфтием из Казани, организованный в одном из московских Домов культуры. Эта встреча была не протокольной, а настоящей беседой о вере, о Боге, о милосердии, об истории – без скованности, без страха, без надменности. Муфтий был человеком уважаемым, образованным, с живым интересом к диалогу. Отец Александр встретил его очень тепло. Они оба говорили не столько о том, что их разделяло, а о точках соприкосновения.

Отец Александр высказал тогда глубокую и горькую истину, с которой невозможно было не согласиться:

– Мы, люди XX столетия, – сказал он, – перед глазами которых прошло столько ужасающих картин человеческой жестокости и несправедливости – жесточайшие войны, угнетение и эксплуатация разных народов, – не можем не задавать себе вопроса: каковы причины этих ужасных фактов? Ведь, несмотря на значительный рост населения нашей планеты, специально изучавшие этот вопрос ученые с очевидностью доказали, что в настоящий момент ресурсы Земли могут с избытком прокормить и обеспечить человечество. Следовательно, на пути к достижению свободы, справедливости и мира на Земле стоят исторически сложившаяся несправедливость социального устройства и заблуждения человека. Среди разных заблуждений на одно из первых мест в последнее время выдвинулась расистская идеология, принятая на вооружение нацистами, фашистами и другими темными силами, появившимися на мировой арене в нашем столетии. Благодаря им расистские «теории» превратились в каннибальскую практику, принесшую миру неисчислимые страдания, погубившую миллионы невинных жизней, посеявшую страх и недоверие между народами на многие годы. Церковь не остается и не может оставаться равнодушной перед лицом этого позорного явления. Ее учение не оставляет места расизму, и во все времена она поднимала голос в защиту единства человеческого рода и равенства всех людей перед Богом. Пытаясь избежать столкновения с христианством, расисты намеревались представить расовую проблему как проблему исключительно научную, относящуюся к иной, нежели религия, сфере, а учение о неравенстве рас объявили последним словом науки. Однако и наука выступила против расизма, убедительно показав, что его принципы и методы ничего общего с истинной наукой не имеют. Таким образом, расизм предстал перед всем миром как человеконенавистническая идеология, как самое зловещее, демоническое проявление падшей души – идеология, враждебная как христианству, так и науке.

Зал был в восторге, в едином порыве люди встали с мест и аплодировали стоя.

Но уже на следующий день в церковных кругах начали шептать: «Это что? Новый синкретизм? Может ли православный батюшка беседовать с мусульманином как с равным?» Возмутились и некоторые религиозные активисты из мусульманской среды: «Муфтий не должен был выступать рядом с человеком, который проповедует христианство». В обоих лагерях – православном и мусульманском – нашлись те, кто увидел в этом не диалог, а предательство. Мень об этом знал, но продолжал делать свое дело.

«Если мы не будем говорить, – утверждал он, – скоро начнут стрелять». Если бы он знал, как окажется прав в недалеком будущем!

В то интересное время подобные встречи и дискуссии часто камуфлировали под официальные мероприятия. Однажды в зале Института стали и сплавов было организовано мероприятие, в пригласительном билете на которое значилось следующее: «Дорогой друг! Октябрьский райком ВЛКСМ приглашает тебя на вечер отдыха молодежи, посвященный Тысячелетию Крещения Руси. Перед тобой выступят специалисты в области религии и атеизма, священнослужитель, фокусник-иллюзионист, писатель-сатирик и вокально-инструментальный ансамбль». Было опасение, что отца Александра публично заклюют, и никаких шансов на успех у него нет. Но после того, как отец Александр и его оппоненты выступили с краткими речами, из зала пошли записки, адресованные практически только Меню. Люди спрашивали про веру и науку, религию и гуманизм, роль Церкви в истории. Это были темы, на которые отец Александр много писал, разбирая доводы атеистов. Докладчики-марксисты не были готовы вести дискуссии на таком уровне, и материалистическое мировоззрение потерпело сокрушительное поражение. Когда же кто-то из оппонентов попробовал перейти от содержательных аргументов к политическим, зал начал хлопать и не дал ему говорить. Победа отца Александра была всем очевидна.

* * *

Тем временем в Семхозе и Новой Деревне по-прежнему кипела жизнь. Сюда приезжали люди не только со всего Советского Союза, но и из Франции, Англии, США, Чехословакии. Иногда разговоры в сторожке возле храма или в доме отца Александра напоминали международные конференции.

Здесь бывали и католики, и протестанты, и неверующие, и ищущие.

Некоторые из его ближайших учеников говорили, что каждый его день был наполнен до краев. Служба, требы, больница, лекция, письма, визит, исповедь, снова дорога…

Однажды вечером, после выступления отца Александра в Политехническом институте, кто-то из студентов спросил:

– Скажите, а зачем вы все это делаете? Вас ведь травят. И справа, и слева. Вы бы могли просто служить, писать книги, не выходить за границы…

Отец Александр ответил:

– Ведь если не говорить – настанет полная тьма. Мы с вами живем в эпоху критическую. Это эпоха апокалипсиса. Эпоха конца одного мира и начала нового. Иисус Христос запретил человеку гадать о том, когда мир кончится. Мы должны знать, что это происходит всегда, перманентно, и быть готовыми к тому, что Он среди нас и сегодня. Но в то же время мы должны предполагать, что по воле Его впереди может оказаться и огромная история. В конце концов, сколько было апокалиптических эсхатологических сект, движений, писаний, книг, трагических судеб – миллионы, а прав-то оказался блаженный Августин, который увидел впереди огромную историю. И поэтому он вдохновил людей на созидание, на священный, духовный, нравственный и одновременно материальный труд. И средневековое общество, которое возникло на развалинах Римской империи, пыталось ориентироваться на идею града Божьего. Пусть оно не могло создать идеального града Божьего, но ориентир был верный, и верно было то, что человек должен трудиться, созидать и идти вперед. Что самое опасное для него – опустить руки и думать: все равно скоро конец, не будем ничего делать.

Христианство – величайшая творческая сила истории. Когда древний мир