Скрытая перспектива - Роберт Капа

Французского Сопротивления, будут удалены на расстояние не менее 20 миль от границы. Те, кто пересекли границу и ушли в Испанию, после возвращения будут разоружены и интернированы». Командир поста пробормотал что-то про молоко, которым вскармливали французов. Все мы разволновались.

Вскоре к посту подъехали французские военные грузовики с солдатами регулярной армии. Они приказали командиру и его пограничникам немедленно удалиться и отчитаться перед тулузским штабом. Я остался с французами. Пришел вечер, но никто из испанцев так и не вернулся. Сидя вокруг костра, начали спорить. Одни французы жаловались, что из-за этих чертовых иностранцев у них вечно возникают неприятности. Другие припомнили, что эти чертовы иностранцы чертовски здорово бились с немцами и освобождали родные деревни этих самых французов. Все, однако, сошлись на том, что испанцев следует интернировать, как и было приказано.

В полночь в лачугу вошел пограничник, форма его была в снегу. Французский капитан сказал, что снег – это уже слишком, но что испанцы сами напросились. У них, должно быть, промокли и замерзли ноги, когда они перебирались через высокую седловину перевала. Ночью так никто и не пришел, лишь большие хлопья снега кружились в воздухе.

К утру снега было уже по колено. Снегопад продолжался, и французы сказали, что в таких условиях перейти через перевал невозможно.

Однако в 10 утра из тумана вышла худая тень. Она медленно приближалась к хижине, оставляя глубокие ямы в снежной целине, которая еще недавно была дорогой. Человек шел один, на спине он нес шесть винтовок. Французский военный остановил его. Тот сложил оружие и сказал, что готов сдаться. Капитан оказался в очень затруднительном положении. Он тихонько выругался и сказал, что было бы неправильно арестовывать человека, который пронес шесть винтовок сквозь такую непогоду. Ему велели быстро исчезнуть и идти сушить ноги в деревню. Испанец сделал несколько шагов, потом обернувшись, посмотрел на вершину горы и произнес: «Creo que hay otros… Думаю, там могут быть еще люди». И медленно пошел прочь.

Следующий солдат нес на спине раненого товарища. Этих двоих тоже не решились арестовать. К полудню через пост прошло тридцать семь человек. Все они были слишком милыми и жалкими, чтобы их интернировать.

Постепенно мы узнавали детали происшедшего. Когда испанцы предыдущей ночью спустились с горы, их приветствовала вся деревня. Священник сказал, что знал об их антифашистской деятельности и молился за них. Накрыли невероятный стол. Все ели хлеб, пили вино и танцевали. Вдруг один из бойцов сообщил, что в деревню идет Фаланга из соседнего гарнизона. Испанцы решили организованно ретироваться, но когда они уже поднимались в гору, внезапно начался снегопад, сильно снизивший скорость их перемещения и сделавший их темные фигуры хорошими мишенями для винтовок Фаланги. Большинство солдат было убито, их замерзшие тела так и остались лежать в испанском снегу.

ВОЗЛЕ ТУЛУЗЫ, ноябрь 1944 года. Испанский антифашист во французском изгнании. В октябре 1944 года он участвовал в неудачной операции по пешему пересечению Пиренеев с целью освобождения нескольких испанских деревень.

Вместе с последним солдатом на пост пришли два юноши. Это был тот самый худой солдат, который пел странную песню, но теперь его губы были плотно сжаты. Юноши, плетущиеся позади него, были в форме Фаланги. Худой солдат подошел к огню и велел мальчишкам снять ботинки и растереть ноги.

Я предложил ему свою фляжку, и он сиплым голосом рассказал мне, что эти парни – младшие братья Новии. Их заставили вступить в Фалангу. Новиа и ее братья отступали вместе с солдатами. Дойдя до середины склона, они должны были сделать свой выбор. Юноши хотели записаться во французскую армию, чтобы воевать с немцами. А Новии надо было возвращаться в деревню, чтобы ухаживать за матерью… и еще много лет ждать своего возлюбленного.

Долог обратный путь в Испанию. Уродливая мадридская старуха может стать слишком мертвой, чтобы целовать солдат, а солдаты, живущие мечтой о возвращении, – слишком старыми, чтобы их целовали юные девы.

XII

Когда я вернулся в отель «Scribe», швейцар сообщил, что меня кто-то ждет в баре. И ждет уже три дня. За барной стойкой Гастон мешал коктейль для молодого американского майора. Это был Крис. Он получил повышение.

Даже издалека это выглядело как начало хорошего похмелья. Я подтащил стул и сел рядом с ним. Он посмотрел на меня сквозь донышко своего бокала и, опустив его, сказал: «Всё, пора. Мы возвращаемся в Лондон».

Последние письма из Лондона в самом деле говорили о том, что Пинки восстала, но это никак не объясняло, с какой стати Крис тут набирается в столь ранний час. «Где же ультиматум?» – спросил я.

«В письмах Пинки, адресованных тебе. Она пишет, что все плохо. Теперь, когда твой Париж освобожден, тебе наплевать на все, что ты оставил в Англии».

Вот так взять и уехать в Англию я не мог, это было просто невозможно. Я объяснил, что мне надо получить британскую визу и взять у военных разрешение, без которого меня не посадят на самолет. На все это надо много дней. К тому же я должен вернуться на фронт. Пинки надо просто подождать.

Однако Крис настаивал на своем. «Все улажено, – сказал он. – Я взял на время самолет генерала. Что до паспортного контроля, то предоставь это мне. Все будет хорошо. Я даже договорился насчет самолета, который отвезет тебя обратно завтра утром».

«И все равно это меня не устраивает, – сказал я. – Пинки ведь съехала с арендованной квартиры, а если я проникну в Лондон нелегально, то не смогу вселиться в гостиницу».

Крис отмахнулся и от этого. «Пинки переехала в отель «Dorchester». И вообще она действительно в плохом состоянии, тебе надо ехать. Я не могу дальше задерживать самолет».

Генеральский самолет стоял на летном поле. Пилот помог нам подняться. Едва мы взлетели, как Крис уснул, а я начал волноваться. Война была уже почти окончена, и мне совсем не хотелось новых проблем с документами.

Когда мы приземлились в Нортхолте, в двадцати милях от Лондона, уже смеркалось. Крис к тому времени проснулся. Когда мы подошли к паспортному контролю, он пропустил меня вперед, а охранникам шепотом сказал, что у меня УПК. Когда мы сели в джип, Крис заверил меня, что это не заразно. Сокращение означало всего лишь «Устные Приказы Командующего».

* * *

Приехав в город, мы позвонили в «Dorchester». Пинки была на месте. Она уже ждала и попросила встретить ее в клубе «Astor» возле гостиницы.