Элвис и я / Elvis and Me. История любви Присциллы Пресли и короля рок-н-ролла - Присцилла Пресли

Если Элвису нравился новый материал, то безумно нравились сессии в студии. Ему нравилось работать в команде – с его голосом, бэк-вокалистами и инструментами на одной громкости. Он не хотел, чтобы его голос одиноко звучал на первом плане, ему нравилась мощь целой группы. Это было его звучание, и оно было прекрасным, пока однажды Полковник не сообщил, что фанаты и RCA жалуются, что Элвиса плохо слышно. Не важно, правы они были или нет – он предложил сделать голос Элвиса громче остального на записи. Это был один из немногих случаев, когда Элвис и Полковник столкнулись лбами; Элвис сказал:

– Я всю жизнь так пою. Что эти умники из компании знают о музыке? Буду петь так, как слышу.

Однако инженер звукозаписи работал не на Элвиса, а на RCA, и он начал выводить бэк-вокалистов на задний план.

– Этот старик портит мое звучание, – жаловался Элвис Рэду Весту и мне, когда мы одним вечером ехали в лимузине в кинотеатр. – У меня просто руки связаны. Лейбл подчиняется только ему. Фанатам не нужно, чтобы мой голос был на первом плане. В этом и был мой стиль, черт побери! Меня было трудно разобрать. Это заставляло слушать внимательней. Во всех современных хитах ни слова не разобрать, что там поют. Пусть занимается сделками, а в мои дела не лезет.

Когда Элвис терял интерес, его хватало совсем ненадолго. Он был готов мириться с ужасными фильмами, но не с тем, чтобы кто-то лез в его музыку.

Полковник, конечно, не нарочно саботировал Элвиса и его звучание или стремился заполучить контроль над творческой частью. Его интересовала только прибыль и производство продукта, приносящего прибыль. Но когда он стал переходить черту и вторгаться не только в деловые переговоры, но и в творчество Элвиса, Элвис потихоньку начал скатываться.

Мне безумно хотелось помочь ему, но я совершенно не представляла, как. Я наивно настаивала на том, что ему необходимо спорить с Полковником. Но он только злился, повторяя, что я не знаю, о чем говорю.

Я не понимала, почему ему так тяжело показывать мне свою слабость. Только намного позже я поняла, как важно было для Элвиса всегда быть для меня в позиции контроля. Стоило мне слишком смело выразить свое мнение, как он (особенно если мнение отличалось от его собственного) тут же напоминал мне, что я – слабый пол, и у меня, как у женщины, есть свое место. Ему нравилось говорить, что женщина всегда должна находиться слева от мужчины – ближе к его сердцу, чтобы поддерживать его и придавать ему сил.

Со мной Элвис был в роли «отца» и «любимого», и ни один из этих образов не давал ему возможности расслабиться, сделать ошибку, по-настоящему мне открыться. А мне, как женщине, этого очень хотелось, я даже нуждалась в этом.

Бывали ночи, когда его мучали кошмары или он не мог уснуть от беспокойства. Я тихо лежала рядом с ним, гадая, что он в этот момент думает, и переживая, есть ли в его жизни место для меня. Погруженные в собственные страдания, мы не могли давать друг другу силы и поддержку. Элвис не мог взять на себя ответственность за свою жизнь и изменял своим жизненным принципам, что контролировало его. А он контролировал меня, вынуждая изменять уже моим собственным принципам.

Когда все становилось совсем плохо, Элвис звонил Вернону, и они часами обсуждали свои проблемы. Элвис рассказывал папе, что ему одиноко, что он в депрессии и никто его не понимает. Когда я слышала эти слова, я принимала их на свой счет, постоянно думая, что я его подвожу.

Тогда я натягивала на лицо самую радостную улыбку, надевала самое красивое платье – вместе с самым фальшивым радостным настроением – и пыталась привести Элвиса в лучшее расположение духа. Если мне не удавалось хоть как-то его растормошить, он мог на целый день запереться от всех в своей комнате. Тогда я пребывала в полном отчаянии. Я всегда боялась сделать или сказать что-то не то, подавляла свои эмоции, и в конце концов у меня развилась язва.

Чем больше Элвис раздражался, тем больше давления он чувствовал, и в итоге этот стресс стал выражаться физически, как болезнь. Для борьбы с депрессией ему выписали антидепрессанты. Его огромный талант пропадал зря, и для него это было невыносимо.

Хотя Полковник Паркер знал, в каком Элвис состоянии, у них был уговор, что он не лезет в его личную жизнь. Вместо того чтобы в открытую поговорить с Элвисом, Полковник пытался договориться с парнями из команды, чтобы те «шпионили» для него. Ситуация была сомнительная, и парни были не в восторге от этой затеи. Сонни Вест и Джерри Шиллинг по выходным возили Полковника в Палм-Спрингс и обратно; во время долгих поездок он непринужденно пытался выведать у ребят новую информацию. Они должны были вести себя очень осторожно. Одно неверное слово – и они окажутся в шаге от предательства Элвиса.

Особенно тяжело приходилось Джо Эспосито, который, как начальник группы, много времени проводил с Полковником. Когда Элвис начинал отменять встречи или странно вести себя на съемках, Полковник спрашивал: «Что там с Элвисом, Джо? Что-то он не в форме. Нельзя, чтобы его таким видели».

Джо застрял меж двух огней – он разрывался между преданностью и Полковнику, и Элвису. Он заботился об Элвисе и уважал его желания, но понимал, что сделки заключал Полковник, и он должен был предоставлять «продукт» – то есть Элвиса.

Когда Полковник сделал Джо ответственным за «психологическое и эмоциональное состояние» Элвиса (то есть Джо должен был докладывать Полковнику, сколько Элвис принимает таблеток), Элвис об этом узнал и заявил:

– Не хочу, чтобы какой-то сукин сын стучал Полковнику, что я делаю и что происходит в моем доме.

Джо был уволен моментально. Через полгода Элвис простил его и взял обратно. Это было типично для Элвиса – остыть и всех простить.

С тех пор как я впервые приехала в Грейсленд, я стала замечать постепенные изменения в характере Элвиса. В начале наших отношений мне казалось, что он лучше контролирует свои эмоции.

Он умел брать от жизни все и по полной ею наслаждаться, особенно когда мы с ним оставались наедине. Мы любили гулять ранними вечерами, в сумерках. Обычно мы заходили домой к его отцу и смотрели там телевизор, Элвис и его отец отдыхали вместе, курили сигары, обсуждали, что сейчас происходит в мире.

Очень часто разговор сводился к машине Вернона – это