Глеб Голубев - Заболотный

Да, в чумной эпидемии, поразившей Одессу, не было ничего загадочного. Как и в 1902 году, болезнь завезли сюда корабли, — вероятнее всего, из Александрии, где эпидемии не прекращались все эти годы. Чумные крысы с кораблей, спрятавшиеся в тюках с хлопком, попали на фабричные склады в самый центр города — на Арнаутскую улицу. А рядом бесчисленные базарные лавчонки, знаменитый одесский Привоз. В захламленных подвалах, в подпольях, в помойных ямах, в подземельях одесских катакомб прятались миллионы крыс. И они понесли «черную смерть» по всему городу.

Защиту города следовало начинать с поголовного истребления крыс — это было совершенно ясно уже по опыту прошлой эпидемии. Но генерал Толмачев предпочитал носиться по городу с пожарниками и сжигать «подозрительные» лачуги, наводя панику на жителей.

Слушайте, этот Угрюм-Бурчеев дошел до того, что потребовал с Бельгийского трамвайного общества двадцать тысяч рублей: дескать, земля под трамвайными рельсами заражена на полметра в глубину; и если ему не заплатят, он прикажет снять все пути и вывозить «чумную землю» за город! — с ужасом в голосе рассказывал Заболотный. — Не знаю уж, удалось ли ему сорвать взятку, но бельгийцы сами народ тертый, немедленно отправили делегацию в Петербург. А с нами Толмачев повел форменную войну. Всё заседания устраивал. Что ни предложишь — отклоняет, и писарь меланхолически заносит в протокол: «Предложение Заболотного о необходимости для участковых врачей жить по их участкам признано невыполнимым…» А что тут невыполнимого, помилуйте?! Элементарная вещь. Заседания идут вяло, опереться не на кого. Высокович совсем инертен: постарел, заметно сдавать стал. Малиновский, присланный из Петербурга для общего руководства, — типичный придворный чиновник, осторожничает, лавирует, дипломатию разводит. Все по принципу: «Чего изволите?»

Заболотный расхохотался и махнул рукой.

— И все-таки так мы осточертели генералу со своей наукой, что решил он нас вообще прекратить. Задумал разгромить нашу штаб-квартиру, бактериологическую станцию. Для сего учредил особую комиссию и поручил ей устроить внезапный разгон. Ну, тут уж вообще какой-то детектив начался. Вдруг получаем мы загадочное письмо. Конверт бактериологической станции адресован, а письмо в нем — городским властям с поручением о разгоне. Потом уже выяснилось, что какой-то несчастный чиновник в генеральской канцелярии в запарке письма перепутал и не в те конверты вложил. Так мы и узнали заранее по его милости о грозящей беде. Успели подготовиться, связаться с Петербургом. Только чиновник, бедолага, пострадал: говорят, уволили его. Но можно ли работать в таких условиях?!

Не было в одесской эпидемии никаких загадок, не принесла она и никаких особенных открытий. Но все-таки, несмотря на самодурство местных властей, Даниилу Кирилловичу удалось немалого добиться. Отличные результаты при лечении бубонной чумы дала сыворотка, которую мы готовили в лабораториях «Чумного форта». Из 133 заболевших умерло только 34 человека; если учесть, что 12 из них были доставлены в больницы уже совершенно безнадежными, смертность от бубонной чумы в Одессе удалось снизить до рекордных по тем временам 20,7 процента. Это заставило всех нас воспрянуть духом и порадоваться.

Полностью было теперь доказано, что никакого эндемичного очага чумы в Одессе, как поговаривали некоторые, нет, и если наладить строгий санитарный кордон в порту и повести беспощадную борьбу с крысами, то «черной смерти» навсегда будет заказана дорога в этот прекрасный город.

Весь ход эпидемии был подробно освещен в обстоятельных отчетах, занявших несколько томов. И хотя Даниил Кириллович справедливо ворчал, что «в них было бы важнее поместить снимки с больных, чем официальные рапорты и портреты градоначальников», они не пропали бесследно для науки. А изданный под редакцией Даниила Кирилловича сборник «Чума в Одессе в 1910 году» и поныне остается превосходным руководством по организации правильной борьбы с чумой.

Так закончилось самое «спокойное» пятилетие в жизни Заболотного…

НА СОПКАХ МАНЬЧЖУРИИ

Однажды в середине ноября 1910 года Заболотный позвонил в «Чумной форт», где я продолжал работать, и попросил срочно, сегодня же, приехать к нему в институт для весьма важного разговора.

— Собраться по-походному? — пошутил я. После короткой паузы он коротко ответил:

— Пожалуй, да.

По его тону я понял, что медлить, похоже, не следует, и с первым же катером отправился в Петербург.

Даниила Кирилловича я застал дома, в кабинете, склонившимся в глубокой задумчивости над старой, потрепанной картой, сопровождавшей нас в странствиях по монгольским степям. В этот момент он был очень похож на полководца, намечающего план сражения.

Уже с первых же слов Заболотного я понял, что сражение нам предстоит нешуточное.

— В Маньчжурии чума, и самая опасная форма: легочная. Первый случай был отмечен вот здесь, на нашей границе, на станции Манчьжурия, двенадцатого октября. Думали обойтись своими силами — не удалось. Эпидемия распространилась на соседние Джалайнарские копи и в более южные районы по линии Китайско-Восточной железной дороги. В октябре в Харбине зарегистрировано уже пятьдесят восемь смертных случаев. Пока еще ничего нет в наших газетах, но меня предупредили, что готовится специальный запрос по этому поводу в Государственной думе: что намеревается сделать русское правительство, дабы преградить дорогу чуме в наши края? А подготовить ответ предложили мне.

— Что же вы им ответите?

Заболотный усмехнулся, потеребил начавшую седеть бородку.

— Мою идею-фикс вы знаете: чуму надо поражать в ее собственном вогнище. Не обороняться, а наступать. Но попробуй я заявить, что считаю совершенно необходимым направить большую экспедицию с группой опытных врачей туда, в Маньчжурию, — представляете, какой вой поднимется?! «Швыряют деньги на ветер!..» А без такой экспедиции оборонять от чумы российские границы, протянувшиеся на тысячи верст по «диким степям Забайкалья», — совершенно бредовая затея.

Он помолчал, разглаживая потертые сгибы карты, потом поднял на меня глаза.

— Пока я хочу добиться хотя бы командировки в Харбин двух человек, чтобы посмотреть на месте, что надо делать. Хотя бы для двух человек — для старого чумагона с его верным соратником найдутся, наконец, у них гроши?!

Я понял, что вопрос о моем участии в этой поездке для Даниила Кирилловича уже решен, в моем согласии он не сомневается.

Мы занялись изучением карты, газетных заметок, заботливо собранных Заболотным в отдельную папку, составлением плана научных работ.