Моя история - Джоан Лесли Мэлоун

Я не знала, как сделать этот шаг, пока обстоятельства и Гэри не дали мне мощный толчок. Я даже не знала, чем буду заниматься. Я знала только одно: я умела делать кремы для лица и делать маски. «С этого и начни», — сказал Гэри. «Будешь делать то, что делала для своей мамы, только теперь будешь делать это для себя».

Его зарплата строительного инспектора покрывала наши ипотечные платежи, продукты и коммунальные услуги, но если мы хотели жить полноценной жизнью, мне нужно было быстро набрать клиентов и запустить бизнес. Это давление знакомо любому предпринимателю, когда он взвешивает все «за» и «против» перед началом нового дела: у нас бывают моменты, когда мы думаем: «Что мы можем потерять и что можем получить?». На мой взгляд, у нас с Гэри не было никаких резервов, поэтому нам нечего было терять. Я не могла потерять его или наш брак ( ), а это было самым ценным в моей жизни. Если мое предприятие провалится и мы потеряем квартиру, что с того? Мы снимали квартиру раньше, снимаем и сейчас. А если работа действительно иссякнет, я найду работу где-нибудь. Когда мы мысленно рисуем самый худший сценарий, происходит забавная вещь: риск не кажется таким большим, а прыжок — таким страшным. В этом и заключается суть страха неудачи — он проистекает из высоты, с которой можно упасть. Для успешных предпринимателей, которые построили бренды, мини-империи и репутацию, путь вниз очень длинный. Но в тот момент, в начале 1989 года, я мог упасть разве что с бордюра. Более того, пережив такой тяжелый опыт с мамой, я не представлял, как все может стать еще хуже. Я достаточно поразмыслил. Пришло время снова действовать. А как начать? Просто. Начни с того, что подними задницу и сделай несколько сложных звонков.

Я достала из кармана карманную записную книжку, села за кухонный стол и написала имена женщин, которых я лично привела в мамин бизнес. Двенадцать имен. Это было моим отправным пунктом. Я позвонила каждой из них и объяснила, что мы с мамой разошлись. «У меня нет клиники и места, где вы могли бы пройти курс лечения, — сказала я, — но если вы по-прежнему хотите, чтобы я делала вам косметические процедуры, я с удовольствием приду к вам домой. Если нет, я полностью пойму».

Все без колебаний согласились пойти за мной. Я поставила галочку напротив их имен и начала считать на калькуляторе. Одна процедура стоила 45 фунтов, и если я буду делать две процедуры « » в день, пять дней в неделю, то за неделю смогу заработать максимум 450 фунтов. Я посчитала, что смогу заработать не менее 800 фунтов в месяц, потому что некоторые женщины будут приходить каждые две недели. Возможно, это не были клиентки с Балферн-стрит, но это было лучше, чем ничего. Более того, поддержка этих женщин заставила меня почувствовать, что я чего-то стою, после периода, когда я чувствовала себя никчемной; это вдохнуло жизнь в надежду, что я действительно смогу это сделать и начать все заново.

Затем я подсчитала, какие основные инструменты и приспособления мне понадобятся. У меня было четыре белых простыни из египетского хлопка от Peter Jones, поэтому я взяла ножницы и разрезала их пополам, чтобы сделать восемь покрывал для массажного стола, то есть их хватило бы на четырех человек в день (по два покрывала на человека за сеанс). Но мне все еще нужна была кровать. В тот же день я подала заявку на получение кредитной линии на 100 фунтов в банке NatWest... и получила отказ. Этот отказ не был плохой вещью. Он положил начало правилу, которое я соблюдаю до сих пор: я никогда не брала кредит на личный счет. Долги мамы, азартные игры отца и отказ банковского менеджера научили меня не тратить деньги, которых у меня нет.

В конце концов, я нашла складную кровать, которая продавалась в чехле в виде чемодана и стоила 50 фунтов. У меня уже были две сумки из Marks & Spencer: одна для простыней, другая для кремов для лица. Осталось только приобрести основные инструменты: канистры, кувшины и сырье, которые я оставила у мамы. Я позвонила ей, осталась вежливой и объяснила, что мне нужно забрать свои вещи. Она повесила трубку, не оставив мне другого выбора, кроме как еще раз поехать на Балферн-стрит.

Гэри отвез меня туда, но остался в машине — я не хотела втягивать его в эту грязную историю больше, чем было необходимо.

Трейси открыла дверь, и я вошла в гостиную, где на диване сидел папа с чашкой чая в руке и газетой на коленях. «Джо!» — сказал он, удивленно глядя на меня. В дверях появилась мама, спокойная, равнодушная, наблюдая за мной, как я направляюсь к большому деревянному комоду, где, как я знала, хранились кувшины и масла. Тишина была ужасной, и я не могла дождаться, когда соберу свои вещи и уйду оттуда. Но комод был пуст — мама уже все убрала. Я обернулась, а она просто смотрела на меня. Папа же не знал, куда смотреть и что делать. Было несправедливо, что он оказался между нас, и мне было жаль, что он оказался в такой ситуации. Я продолжала смотреть на него, хотя он не мог смотреть на меня. Он вздохнул. «Я не знаю, Джо. Я не...»

И тогда, из ниоткуда, в моей голове возник инстинкт, который вырвался из моего рта. «О Боже, папа. Все в багажнике твоей машины, да?!»

Он вскочил, зарылся в карманах, бросил мне ключи и выбежал из дома, крича: «Я не хочу в этом участвовать!»

Я взяла сумки и вышла на улицу. Я открыла багажник папиного красного BMW, и мое предчувствие не обмануло меня: все ингредиенты, масла и десять канистр — моя половина, если хотите — были там. Я загрузила все в багажник машины Гэри, а потом вернулась в дом и увидела маму, стоящую в прихожей.

«Я твоя дочь! Почему ты это делаешь, мама?»

«Нет, Джо. Почему ты это делаешь?» — презрительно спросила она. «Разрушаешь все».

Мысль, что я делала что-то другое, кроме как пыталась все удержать, была абсурдной, но с ней было невозможно разговаривать. Я повернулась и вышла из дома. Еще не дойдя до тротуара, я увидела Трейси, которая выбежала из дома с одной пластиковой бутылкой в руках.

«Я думаю, это тоже