Красные листья. Восточный альманах. Выпуск восьмой - Нгуен Динь Тхи

— А кому предъявлять иск?

— Президенту Ричарду Никсону лично. Ведь он виноват во всей истории от начала до конца. Представляете, если подать в суд на самого богатого человека в мире?! На президента великой державы! Что для него десять тысяч фунтов? В Америке деньги считают на миллионы. Потом, это привлечет внимание мировой общественности к Судфе и ее детям. Пресса, радио, телевидение. Может быть, о них даже фильм снимут.

— Да при чем же здесь Никсон?

— Его визит в Египет — вот причина всему. В связи с визитом была прислана помощь. При распределении помощи были нарушены правила, что привело к конфликту между доктором и ад-Дабишем. Остальное известно. Никсон — главный виновник, а все прочие — соучастники преступления. Поэтому иск надо предъявлять Никсону.

Гульбан спросил:

— А куда предъявлять?

— В суд, в Этай аль-Баруд.

— И долго там ждать?

— Придется подождать. Возможно, больше года.

— Ну, парень, уволь нас…

Юноша объяснил, что он все понимает, знает, что они бедняки и неимущие. Но это не значит, что они должны молчать. Ведь Аллах наделил их разумом, и следует этот разум использовать. Почему бы не договориться с каким-нибудь богатым человеком, чтобы он финансировал проект?

— Какой проект?

— Судебное дело. А заодно содержал бы детей ад-Дабиша. Пусть ему достанутся три четверти выплаченной суммы. Успех гарантирован на сто процентов. Надо убедить Судфу. Что толку плакать? Мужа она все равно не вернет. А ей надо подумать о будущем. Появись у нее сто фунтов, и сто мужчин будут бегать за ней.

Юноша поведал, что каждое лето он ездит в Америку и там усвоил практический взгляд на вещи. Он готов заняться поисками человека, который согласится финансировать проект. А если не найдет, можно будет объявить всеобщую подписку, продавать самые дешевые акции — для привлечения публики — по пяти пиастров, создать административный совет. Учреждение будет называться: Всеегипетская ассоциация памяти мученика ад-Дабиша Араиса. Административный совет возьмет на себя реализацию проекта, а все доходы пойдут на благоустройство ад-Дахрийи. Если подумать, ад-Дахрийя — золотое дно. Можно превратить ее в туристическую деревню, настроить на берегу Нила коттеджей для иностранцев, которые захотят провести отпуск на берегу великой реки. Можно начать поиски нефти или источников минеральной воды. Построить ковровую фабрику, которая будет изготовлять ковры получше персидских, и экспортировать их в Европу.

Юноша говорил долго, перебирая все возможные варианты прибыльного использования дела ад-Дабиша Араиса. Главный вывод, который слушатели сделали из его речи, был таков:

— Сначала надо узнать, где ад-Дабиш — в тюрьме, бежал или убит.

Гульбан ушел, не дослушав образованного юношу. По дороге к дому спрашивал себя: что стряслось с нашей деревней?

НЕМНОГО О ЖИЗНИ СЕМЬИ АД-ДАБИША БЕЗ НЕГО

Я снова должен вернуться к тому моменту, когда Судфа узнала об убийстве ад-Дабиша, хотя и не знаю, как его передать. Подобные моменты неоднократно описаны в романах, но избитость ситуации делает ее тем более трудной для описания. Боюсь, в душе читателя она не возбудит чувства, которое соответствовало бы трагизму реальности. Сказать, что Судфа плакала? Кричала? Рвала на себе единственное свое платье? Или что она застыла, потрясенная, и ни одна слеза не выкатилась из ее глаз? Жизнь здорово переменилась. Точные приборы регистрируют сейчас даже удары человеческого сердца. Наука все подвергает беспристрастному анализу. Так к чему же пытаться описывать страдания Судфы? И все же душа человеческая по-прежнему, как и во все времена, тоскует по другой душе, тянется к ней и страдает. Поэтому короткая фраза «Сердце Судфы сжималось от горя» будет верным отражением того, что происходило в ее душе.

В тот день, когда ад-Дабиша увезли в полицейский участок, Судфе пришлось отвечать на вопросы детей о том, где их отец. Ад-Дабиш не возвращался по вечерам домой с карманами, полными сластей, не играл в свободные минуты с детьми, не носил их на плечах. Но они спросили о нем, и она ответила, что отец заночует в поле, занят, дескать, на поливке посевов. Когда утром ад-Дабиш также не вернулся, вопросы повторились, и ей опять пришлось придумать какую-то ложь. В дом их тяжелым гостем вошел голод.

Вечером их навестил Гульбан. Встал на пороге, прислонился спиной к стене, сказал:

— Ад-Дабиш приказал долго жить, Умм Араис[28].

Судфа подошла к нему, утерла слезы рукавом галабеи и сказала — эту фразу она когда-то давно слышала от своей матери: «Рукав мой затвердел оттого, что я утираю им слезы глаз, но кто утрет слезы сердца?» Никогда не забудет Гульбан, как она это проговорила и какими огромными темными впадинами казались в полутьме комнаты ее глаза.

Гульбан рассказал Судфе все, что знал. Мысль о том, чтобы устроить поминки по ад-Дабишу, не пришла ей в голову по той простой причине, что в доме ничего не было. Некоторые считали, что даже если бы Судфа могла, ей не следовало устраивать поминок, чтобы не раздражать власти, которые утверждали, что ад-Дабиш вовсе не мертв, а бежал из тюрьмы. Но Гульбан стоял на том, что по ад-Дабишу необходимо устроить поминки. А расходы возьмут на себя его товарищи. Но ад-Дабиш убит, и поминки могут иметь место только после того, как он будет отмщен.

Жители ад-Дахрийи делятся на два сорта людей. Те, которые изнемогают под бременем своего добра, не подали Судфе и сухой корки. А те, кто говорит о себе, что они чище только что вымытого блюда, товарищи ад-Дабиша, первые дни после его смерти разламывали пополам свою лепешку, чтобы отдать половину детям. Но долго это продолжаться не могло, их самих заедала бедность.

Пришлось Судфе пойти в прислуги, не за деньги, за еду. Сама она ее не ела, несла вечером детям, делила на всех. Принесенного едва хватало на то, чтобы заглушить чувство голода в пустых желудках. Чтобы дети не плакали ночью, Судфа отдавала им почти все. Сама завязывала кушак потуже и пораньше ложилась спать. Думала и о том, чтобы просить милостыню, но не решилась, зная, что ад-Дабиш был бы недоволен. В ад-Дахрийе нет нищих. Не потому, что все жители ее сыты, а потому, что, обойдя всю деревню, просящий милостыню разживется не больше чем краюшкой хлеба величиной в ладонь.

Ее вызвали в социальный центр. Там служащий принял ее ласково, предложил сесть на мягкий стул. От удивления и страха Судфа чуть не бросилась наутек. Служащий успокоил ее, сказал, что председатель деревенского совета —