Троцкий: Жизнь революционера - Джошуа Рубенштейн

была отклонена.) «Бюллетень» был задуман для сплочения сторонников Троцкого и разоблачения преступной природы сталинского режима. Хотя его тираж никогда не превышал тысячи экземпляров, он читался в партийных кругах, попадая в Советский Союз через дипломатов и журналистов. Говорят, что и Сталин внимательно изучал каждый номер. Сталин был, по сути, одержим Троцким. По словам покойного Дмитрия Волкогонова, который получил доступ к ранее неизвестным материалам из архива Сталина, тот распорядился, чтобы для него переводили практически все, что писалось Троцким или о Троцком в западной прессе. Работы Троцкого по-русски он читал с огромным вниманием, часто отмечая абзацы и оставляя на полях комментарии.

Троцкий использовал «Бюллетень» как канал распространения информации, поступающей из Советского Союза, а также для анализа политических кризисов. На страницах десятков номеров журнала отразилась вся история десятилетия. В первом номере Троцкий опубликовал сообщение своих сторонников, которые находились на каторжных работах в сибирском лагере под Тобольском. В том же 1929 г., но чуть позднее, близкий друг и соратник Троцкого Христиан Раковский прямо из ссылки описывал, как сдвиг в политике Сталина, его «левый разворот», деморализует троцкистов.

Распространяя «Бюллетень» и переписываясь со сторонниками по всей Европе и Северной Америке, Троцкий вновь возвращался к хорошо знакомому ему типу политической деятельности. Без сомнения, он верил, что продуманная стратегия может ослабить Сталина. Как раз в этот период он работал над своей автобиографической книгой «Моя жизнь» и вспоминал в ней первые революционные брошюры, которые он изготавливал для рабочих в Николаеве. «Если б сверху “трезвым” взглядом поглядеть на эту группку… – какой убогой фантазией представился бы ее замысел повалить могущественное вековое государство?» Почему бы подобной стратегии не сработать снова? С самого 1897 г., вспоминал он, «я вел борьбу преимущественно с пером в руке». Но написанное Троцким так никогда и не стало для Сталина реальной угрозой, даже когда в феврале 1931 г. Лев переехал в Берлин, чтобы открыть там редакцию «Бюллетеня».

Всего за несколько недель до отъезда Льва старшая дочь Троцкого Зинаида добралась до Принкипо вместе со своим пятилетним сыном Севой. Ее пригласил Троцкий, и она надеялась найти себе место в рядах оппозиции, чтобы работать рядом с отцом, как это делал ее единокровный брат Лев. В СССР ей пришлось оставить своего мужа Платона Волкова (который находился в ссылке) и дочь от предыдущего брака. О девочке заботилась бабушка, Александра Соколовская, которая к тому же воспитывала двух детей умершей Нины. Эта большая семья лишь начинала свой путь на Голгофу.

Пока он несколько лет жил в Турции, Троцкий имел возможность наблюдать, как параллельно разворачиваются две катастрофы – одна в Советском Союзе, а другая в Германии. После начала первой сталинской пятилетки Троцкий узнавал о разрушительных последствиях насильственной коллективизации. Это был грандиозный и жестокий опыт социальной инженерии: принудительный перевод в колхозы миллионов крестьян, ранее живших обработкой своих небольших наделов. В сельской местности коллективизация породила хаос и привела к смерти миллионов людей, в том числе так называемых кулаков, которых обвиняли (часто несправедливо) в том, что они владеют слишком большим имуществом и эксплуатируют других крестьян. В партии считалось аксиомой, что на каком-то этапе будет необходимо досуха выжать соки из крестьян, чтобы накормить города, получить необходимые средства для поддержания промышленного роста и дать возможность ставшим лишними сельскохозяйственным работникам переехать в городские центры, где они смогут начать работать на новых заводах и электростанциях. Во многом эта экономическая стратегия напоминала стратегию самого Троцкого. Но он был сторонником постепенности во внутренних преобразованиях; в 1920 г. он настаивал на экономических реформах, которые очень напоминали НЭП, и это за целый год до того, как подобную программу инициировал Ленин. После старта коллективизации, в конце 1929 г., Троцкий высказывал опасения относительно ее цены в человеческих жизнях, подчеркивая, что такие меры должны вводиться медленно и на добровольной основе. Он призывал остановить раскулачивание и даже выступил в поддержку рыночных механизмов (которые были компонентом НЭПа) как способа обеспечить рост экономики. Правда, смысл таких заявлений состоял также и в том, чтобы отмежеваться от Сталина. Троцкий так и не объяснил, как простое убеждение сможет заставить упрямых, привязанных к традиции крестьян бросить свои небольшие наделы ради вступления в крупные коллективные хозяйства. В реальности же с началом первой пятилетки многие его прежние сторонники отказались от поддержки Троцкого и встали под знамя сталинизма. Они осознавали, что заявленные цели Пятилетнего плана – в частности, быстрая индустриализация – соответствуют более ранней риторике Троцкого. Это очевидное сходство между экономической стратегией Троцкого первой половины 1920-х гг. и сталинским «левым поворотом» сделало невозможным для Троцкого и его сторонников объединение сил с Бухариным, который выступал против суровых, принудительных мероприятий первой пятилетки, а такой союз мог бы поколебать монополию Сталина на власть. Кроме того, когда речь заходила о страданиях в результате коллективизации, Троцкий мог быть весьма непоследовательным. В 1936 г. он ставил под сомнение сообщения о массовом насилии над крестьянами: «В настоящее время уже вряд ли кто-либо решится повторять либеральный вздор, будто коллективизация в целом явилась продуктом голого насилия».

Гораздо меньше идеологических дилемм вставало перед Троцким, когда он наблюдал за приходом к власти Гитлера. Тут он мог без труда разглядеть фиаско сталинской политики. С конца 1920-х гг. Кремль запрещал западным коммунистическим партиям сотрудничать с социал-демократами, которые считались теперь просто «социал-фашистами», идеологическими двойниками самих нацистов. В Германии такая политика привела к страшным последствиям. Пока национал-социалисты Гитлера набирали электоральное влияние, сталинский курс фактически парализовал левый фланг, сознательно разделив коммунистов и социал-демократов; результат был трагическим и абсолютно прогнозируемым. Троцкий не испытывал ничего, кроме презрения к этой политике Сталина и к позиции своих бывших сторонников, таких как Карл Радек, которые теперь гнули сталинскую линию. В «Бюллетене оппозиции» Троцкий со свойственным ему язвительным остроумием писал:

Разница между блондинами и брюнетами не так уж велика, во всяком случае значительно меньше, чем между человеком и обезьяной. Анатомически и физиологически блондин и брюнет принадлежат к одному и тому же животному виду, могут принадлежать к одной и той же национальности, даже к одной и той же семье, наконец, оба могут быть одинаковыми подлецами, – и тем не менее цвет кожи и волос имеет свое значение, не только в полицейском паспорте, но и вообще в жизненном обиходе. Радек же… хочет непременно доказать, что брюнет есть собственно говоря блондин, но со смуглой кожей и черными волосами.

Троцкий оставался последовательным в своих предостережениях относительно Германии. В случае прихода Гитлера к власти он предвидел вероятность общеевропейской войны. Гитлеру эти предчувствия Троцкого были хорошо известны. В 1931 г., встречаясь с редакторами одной консервативной газеты, Гитлер разглагольствовал перед ними о своих врагах, «стуча кулаком по столу и иногда переходя на крик – о коммунистах, Ватикане, евреях, масонстве, прессе, Карле Марксе, Троцком и городе Берлине».

Отрезанный от Советского Союза, оказавшийся в полуизоляции, Троцкий целиком отдался писательскому труду. Он всегда был плодовитым автором, но теперь он писал, чтобы заработать на жизнь, а также чтобы отстоять свое место в истории. Сталин приступил к систематическому извращению прошлого – к тщательно продуманной кампании по затушевыванию и очернению роли Троцкого в большевистской революции, а также раздуванию собственной. На эту кампанию Троцкий откликнулся своей книгой «Сталинская школа фальсификаций». Опираясь на материалы из своего архива, он опубликовал тексты публичных выступлений 1920-х гг. и письма Ленина. Помимо этого, он вновь обратился к событиям революции, чтобы продемонстрировать свою важнейшую роль в захвате власти.

Самыми масштабными его проектами были воспоминания – они вышли под названием «Моя жизнь» – и трехтомная «История русской революции». Обе эти книги широко читались и переводились; и та и другая являлись настоящими политическими заявлениями. Рассказ Троцкого о революции сыграл важную роль в том, как запомнились человечеству события 1917 г.: водоворот толп, героические солдаты и матросы, люди, захваченные потоком Истории, подталкиваемые ее трагедиями и увлекаемые ее надеждами[36]. В конце 1930-х гг. Троцкий приступил к своему третьему крупному проекту – биографии Сталина. Она осталась неоконченной и находилась на его письменном столе в день его