Бетховен и русские меценаты - Лариса Валентиновна Кириллина

в конце февраля канцлер Тугут все-таки был вынужден это сделать, и в начале марта Бернадот в качестве полномочного посла появился на приеме в Хофбурге, шокировав своим видом и манерами венский свет и прочих дипломатов. Если у Разумовского в начале его посольской карьеры не было соответствующего опыта, но имелось аристократическое воспитание, то Бернадот был боевым генералом, к тому же гасконцем по происхождению, человеком прямолинейным, дерзким, вспыльчивым и лишенным светского лоска. Личность французского посла вызывала отторжение и в политических, и в салонных кругах. Узнав, что император все-таки назначил Бернадоту аудиенцию, Разумовский постарался перенести свое появление при дворе на другой день, лишь бы не встречаться с человеком, которого он никогда бы не счел равным себе[208].

Чтобы побороть отчуждение, Бернадот устраивал обеды, приемы и музыкальные вечера во французском посольстве, и в Вене нашлись любопытные смельчаки, с удовольствием посещавшие это опасное для собственной репутации место. Согласно депешам Разумовского, среди приверженцев генерала были поляки, враждебно настроенные к России, а также посол Испании, в честь которого Бернадот демонстративно устроил обед именно в тот день, когда аудиенцию французам согласился наконец дать эрцгерцог Карл[209].

В числе гостей Бернадота оказались два брата Лихновских, князь Карл и граф Мориц, и два молодых, но уже знаменитых музыканта – Бетховен и его приятель Иоганн Непомук Гуммель. Именно в этот период Бетховен сблизился с французским скрипачом и композитором Родольфом Крейцером (1766–1831), входившим в число лиц, сопровождавших Бернадота. В письме к Зимроку от 4 октября 1804 года Бетховен очень лестно отзывался о таланте Крейцера и о его человеческих качествах[210]. Они выступали дуэтом не только перед Бернадотом и его свитой (впрочем, точных данных на сей счет нет, хотя вряд ли могло быть иначе), но и во дворце ярого противника Французской республики – князя Лобковица. Концерт Крейцера и Бетховена у Лобковица состоялся 5 апреля 1798 года[211]. Именно там этот блистательный дуэт мог услышать и Разумовский, который, естественно, не переступал порога французского посольства и вообще старался не пересекаться с Бернадотом, хотя через своих осведомителей тщательно отслеживал контакты посла. Что именно исполнялось у Лобковица, неизвестно, однако естественно предположить, что в числе прочего звучали бетховенские сонаты (или одна из трех сонат) для скрипки и фортепиано ор. 12, законченные в 1798 году и пока еще не изданные, а также произведения Крейцера.

В некоторых трудах о Бетховене можно встретить утверждение, будто между республиканским генералом Бернадотом и Бетховеном возникла дружба, но никаких подтверждений этому нет[212]. Более того, с легкой руки Антона Шиндлера возникла легенда о том, что Бернадот якобы подал Бетховену идею симфонии в честь Наполеона – будущей «Героической», причем Шиндлер ссылался на свидетельство Морица Лихновского, который якобы сам ему об этом говорил[213]. Шиндлер действительно был хорошо знаком с графом Морицем, но не всем утверждениям Шиндлера можно верить безоговорочно, поскольку в XX веке были доказаны сознательно совершенные им фальсификации в разговорных тетрадях Бетховена и другие искажения фактов.

В шиндлеровскую версию возникновения Третьей симфонии верится с трудом хотя бы потому, что у Бернадота всегда были плохие отношения с Наполеоном, от которого он в итоге окончательно отрекся в 1812 году, встав на сторону России и примкнув к антинаполеоновской коалиции в качестве кронпринца Швеции. Кроме того, в 1798 году Наполеон только начинал свое восхождение на вершины власти, Францией формально управляла Директория, а Наполеон в апреле начал свой Египетский поход. Идея посвятить ему симфонию выглядела в это время очень странно со всех точек зрения. Бетховен в 1798 году не написал еще ни одной симфонии, и первые две его симфонии, созданные в 1800 и 1802 годах, заведомо не имели к Наполеону никакого отношения.

Тем не менее Бетховен действительно посещал французское посольство, был лично знаком с Бернадотом и выступал перед ним. Об этом неопровержимо свидетельствует его собственное письмо от 1 марта 1823 года к бывшему революционному генералу, ставшему в 1818 году королем Швеции и принявшему имя Карла XIV Юхана. В письме, в частности, говорилось:

…Пребывание Вашего Величества в Вене и интерес, проявленный Вами и несколькими вельможами из Вашей свиты к моему скромному таланту, оставили в моем сердце глубокий след. Ваши подвиги, заслуженно приведшие Вас на трон Швеции, вызывают всеобщее восхищение, и особенно тех, кто имел честь лично знать Ваше Величество. Это же касается и меня самого. То время, когда Ваше Величество взошли на трон, всегда будет считаться эпохой, имеющей огромное значение. <…> Ваше Величество является предметом любви, восхищения и заинтересованности всех тех, кто умеет ценить королей. Чувства уважения, питаемые мною к Вашему Величеству, едва ли можно преувеличить.

Примите милостиво, Ваше Величество, искреннее заверение в почтении Вашего покорнейшего слуги.

Луи ван Бетховен[214].

Насколько это известно, письмо осталось без ответа. Однако, несмотря на его льстивый тон и обтекаемость некоторых выражений, из текста можно извлечь очень важные сведения: подтверждение взаимного интереса, существовавшего между Бетховеном и Бернадотом в 1798 году, и признание композитором огромной исторической значимости эпохи Французской революции и наполеоновских войн. Говоря о периоде «пребывания в Вене» Бернадота, Бетховен вряд ли мог иметь в виду какую-то другую дату, кроме 1798 года. После этого Бернадот посещал Вену лишь однажды, в 1809 году, очень ненадолго, для бурного выяснения отношений с Наполеоном. Насколько это известно, с Бетховеном он тогда не встречался, иначе эта встреча непременно отразилась бы в каких-то свидетельствах современников (например, в мемуарах Луи Жиро, впоследствии барона де Тремона, который довольно много общался с Бетховеном в период второй французской оккупации Вены). На Венском конгрессе 1814–1815 годов Бернадот, в то время наследный принц Швеции, не присутствовал.

Интересно, что спутников Бернадота, прибывших в Вену в 1798 году от имени Французской республики, Бетховен в своем письме от 1823 года называет «вельможами». На самом деле это были молодые, амбициозные, предприимчивые люди с яркими военными биографиями. Многим из них еще не исполнилось тридцати лет, другим было немного за тридцать – стало быть, будущие «вельможи», гордо именовавшие тогда себя «гражданами», были сверстниками Бетховена. Среди них – адъютанты посла: Эжен-Казимир Виллат (1770–1834), впоследствии роялист и генерал от инфантерии; Морис-Этьен Жерар (1773–1852), будущий генерал наполеоновской армии; Антуан Морен (1771–1730), кавалерист, позднее бригадир кавалерии, активный участник наполеоновских походов[215]. Секретарь посольства Клод-Эмиль Годен (1768–1836) был штатским человеком, дипломатом и политиком; до появления в Вене он служил во французском посольстве в Константинополе, а после отъезда из Вены